Сказочная миссия игумена варлаама. Игумен Варлаам (Переверзев): «У каждого к Богу свой путь! Но ведь вы были крещены в православную веру

На книгах для дошкольников часто пишут "Для чтения взрослыми детям". На книжке * игумена Варлаама я бы написал "Для чтения взрослыми, которые сохранили в себе детское сердце".

Настоятель Воскресенского мужского монастыря Ермолинской пустыни игумен Варлаам. "Вот говорят иногда о священнике: "духовное лицо". Но я бы не хотел быть духовным только по сану..." Фото: Из личного архива игумена Варлаама

Все в этой книге, начиная с обложки, где по небу летит кот, прижимая к сердцу рыбку, выглядит странным. Игумен Варлаам. Кампан. Сказки... Странны герои этих сказок: сердобольная Изюминка, Серебряный Ротан, Сверчок с ореховой скрипочкой, злой дух Этилен по фамилии Гликоль, пьяница Варахасий... И тут же - короли и звездочеты, принцы и принцессы.

Биография автора, напечатанная на "спинке" книги, напоминает притчу: "Игумен Варлаам (Борин) родился в городе Горьком в семье партийного работника. По окончании университета по специальности "квантовая радиофизика" работал в НИИ радиосвязи, в лаборатории медицинской кибернетики, преподавал высшую математику. Окончив аспирантуру по специальности "биомедицинская кибернетика", занимался структурным распознаванием образов... В 1995 году поставлен настоятелем монашеской общины..."

Книгу настоятеля маленького монастыря, затерянного в глухом углу Ивановской области, выпустило в свет "Время" - одно из самых авторитетных московских издательств (именно оно выпускает собрания сочинений А. Солженицына, Л. Чуковской и С. Алексиевич).

Сегодня игумен Варлаам в гостях у "Российской газеты".

Почему вы назвали книгу "Кампан"? Слово, кажется, совсем не из церковного обихода...

Игумен Варлаам: Почему же? В Требнике есть чин "Освящения кампана сиесть колокола". Ну а если о смысле... Думаю или надеюсь, что он восходит к основному: цели христианской жизни как стяжанию благодати Святого Духа. Как обычная корабельная рында после освящения открыла в себе образ благозвучного колокола, так и человек, освящаясь через таинство крещения и причастия Святых Христовых тайн, открывает в себе образ Божий.

Занимаясь кардиологией, я понял, что меня интересует не устройство сердца, а душа человеческая

Долго искал в литературе явления, родственные вашим сказкам, и, кажется, нашел: Льюис Кэрролл и наш Сергей Козлов. Как вы относитесь к таким "родственникам"?

Игумен Варлаам: Льюис Кэрролл? У него в сказках настоящая математика - разные пространства, множества-единства... Нет, свои вещи я рядом не поставил бы. У меня все проще, даже примитивнее. Но если вы серьезно находите что-то родственное, то меня это вдохновляет. О сказках Козлова много слышал - "Ежик в тумане" у всех на слуху, - давно собирался их прочитать, но пока не успел.

Ваше служение в деревне, кажется, менее всего располагает к сказочному восприятию жизни...

Игумен Варлаам: Да, в нашей реальности мало сказочного: у нас печное отопление, дрова сами заготавливаем, уголь покупаем, нет ни газа, ни водопровода, питьевую воду приходится привозить... Одна наша прихожанка написала мне такое поздравление:

Утро туманное, утро седое...

Некогда вспомнить и время былое:

Службы, визиты, день целый заботы,

Не посидеть Вам в тиши без работы,

Книгу открыл - тут же в дверь постучали:

В трапезной воду опять отключали.

В корпусе братском проблемы с котельной,

Трудник идет - просит крестик нательный.

Чадо духовное шлет эсэмэску,

Просит ответа скорее. Стамеску

Ищет рабочий: "Вчера тут оставил.

Вы не видали?" - следов понаставил

В комнате чистой. Опять убираться...

Хочется крикнуть, а нужно смиряться...

Рисунки из книги Кампан.

Так что в нашей жизни очень много всяких трудностей, но, с другой стороны, сказка - она рядом. Точнее сказать, внутри нас.

Недавно узнал, что "Кампан" попал в руки одного девятилетнего мальчика, страдающего аутизмом и лишенного связи с миром. Его мама сказала, что ребенок с этой книгой не расстается, ночью кладет ее под подушку. Думаю, это заслуга не сказок, а картинок к ним...

В вашей книге замечательные иллюстрации. Что вы знаете о художнике книги?

Многие говорят, что книгу приятно держать в руках. Я благодарен всем людям, принимавшим участие в работе над ней. И руководству издательства "Время", и редакторам, и конечно, главному художнику Валерию Калныньшу. Особая моя благодарность - журналисту Ольге Мариничевой, которая буквально вынудила меня послать рукопись в издательство. Я не то чтобы сильно сопротивлялся, но тянул, собирался с духом...

Для кого вы пишете - для детей, для взрослых?

Игумен Варлаам: Когда мне что-то хочется написать, я не думаю для кого, - для маленьких или для взрослых. Порой происходит неожиданное: сложную для восприятия сказку, например, "Кухарка короля", самостоятельно и с интересом прочитала шестилетняя девочка. А некоторые простые сказки находят живой отклик у взрослых.

Жизнь слишком трудна, вот мы и тянемся вслед за детьми к сказке...

Игумен Варлаам: То, что я пишу, это не совсем сказка. Там мало волшебства, каких-то превращений. Я хочу сказать о внутреннем мире человека через истории, происходящие со зверями или предметами. Ведь страсти, живущие в нас, издавна уподоблялись животным: лукавство сравнивалось с лисицей, которая роет норы в нашем сердце, злые мысли - с волком...

А когда вы написали первую сказку? И при каких обстоятельствах?

Игумен Варлаам: Приняв монашество, я оставил литературное творчество, к которому имел склонность с юности. Но однажды в девяностые годы я писал письмо одному человеку и вдруг прямо в письме у меня сочинилась сказка "Кампан".

Сказки игумена Варлаама проиллюстрировала иконописец Софья Липина. Фото: Рисунки из книги Кампан.

Судя по вашей биографии, вы были довольно успешным человеком в науке. Почему вы ушли из мира и стали монахом? Что произошло?

Игумен Варлаам: Конечно, были внешние обстоятельства, которые этому способствовали, но главное в другом. Занимаясь физикой, математикой, отчасти кардиологией, годам к тридцати я понял, что меня по-настоящему интересует не устройство и работа сердца - процессы, которые можно описать с помощью формул, - а только душа человеческая. С какого-то момента я ощутил, что мой интерес к религиозной жизни пересилил все остальное. Когда я уехал из родного Горького по работе в Ленинград, то обнаружил там больше возможностей для уединения, для вхождения в церковную жизнь. А в 1991 году весь Великий пост провел в Ермолино...

И как же вы попали в эту деревню?

Игумен Варлаам: Впервые меня привез туда на Пасху мой питерский приятель, это было еще в 1988 году. В Ермолино - маленьком тихом селе из тридцати домов - был один из трех храмов Ивановской области, который никогда не закрывался. Там служил отец Антоний, тогда молодой священник. К нему в храм приезжало много людей, ищущих, думающих, тянущихся к Богу.

Места в самом Ермолино не оказалось, и меня поселили в пустом доме в соседней деревне Попадинки, за два километра. Каждое утро я шел в храм по березовой аллее, вечером возвращался. Пасха была очень ранняя, темнело быстро, я шел в одиночестве, молился и ощущал, как "звезда с звездою говорит".

Для меня в той ситуации самым легким было - стать монахом.

Самым легким?! Неужели все бросить - это легко?

Игумен Варлаам: Понимаю о чем вы. Моя мама очень переживала, что я загубил карьеру ученого. Правда, работу я сразу не бросил, довел до завершения свою тему. Наш духовник отец Антоний сразу после Пасхи 1991 года предлагал мне остаться, принять постриг. Но у меня были перед другими людьми обязательства, которыми я не мог пренебречь. И я сказал отцу Антонию, что уеду, а там уж как сложится. И так прошли еще почти два моих года в миру.

А потом?

Игумен Варлаам: Приехал в Ермолино и прожил там еще восемь месяцев, чтобы понять - есть Божья воля на монашество или нет.

Просто ждали ответа свыше?

Игумен Варлаам: В каком-то смысле да. К этому времени при ермолинском храме сложилась небольшая община. Мы, интеллигенты, закоренелые горожане из Москвы, Питера, Иваново, были непривычны к деревенскому быту, но при этом все делали сами. Заготавливали сено, кололи дрова, сажали картошку, даже коров доили. Мне выпало убираться на скотном дворе.

После аспирантуры и кибернетики - навоз?

Игумен Варлаам: Меня это не угнетало. Я ведь в юности в Саянах работал в геолого-разведочной экспедиции, а когда преподавал математику в институте, подрабатывал дворником. Эта работа учила меня преодолевать себя. Надо же встать в пять утра, перекидать тонну снега. Но потом, когда ты убрал и глядишь вокруг, то ясно ощущаешь: ради такой минуты чистоты в этом мире, чистоты, к которой ты оказался причастным, - ради этого стоит подниматься в пять утра и два часа махать лопатой. Так что после дворничества навоз уже не пугал. Наоборот, такая свобода была в душе...

Но получилось, что вы ушли от мира, закрыли двери, а он вломился к вам через окно. Все эти годы вам в Ермолино приходится иметь дело с людьми неустроенными, иногда просто социально опасными.

Игумен Варлаам: Только со стороны может показаться, что монаху легко уйти от зла - заперся себе в келье, никого не видишь, и тебя ничего не касается. Это иллюзия. Во всяком случае в моей жизни такого не произошло. Вот говорят иногда о священнике: "духовное лицо". Но я бы не хотел быть духовным только по сану...

Чем же Ермолино притягивает бродяг, скитальцев, людей, потерявших все - жилье, семью, здоровье?..

Игумен Варлаам: В этом и для нас остается что-то таинственное. В середине 1990-х годов к нам вдруг пришло много людей, освободившихся из тюрем. Они и пили, и воровали, чего только не творили... Было жалко этих людей, потерянных, никому не нужных; и мы давали им шанс изменить свою жизнь.

Потом из одного реабилитационного центра нас попросили взять наркомана. Приехал один, другой, третий...

Вы не боялись такого соседства?

Сказки игумена Варлаама проиллюстрировала иконописец Софья Липина. Фото: Рисунки из книги Кампан.

Игумен Варлаам: Соседства не было - эти люди оказывались внутри братии. И мы на них смотрели как на своих братьев, а не как на наркоманов. Да, заблудшие, оступившиеся, но братья. У каждого из нас есть какая-то страсть, у них вот такая... Конечно, процент выздоровлений был небольшой, но ведь и два-три спасенных - это чудо. Они выздоровели и уехали, работают, создали семьи. Иногда заезжают: Федор, Сергей, Лёша...

Ваша сказка "Жил на свете мальчик", кажется, вещь отчасти автобиографическая?

Игумен Варлаам: Да, в некотором смысле это автобиография поколения.

По этой сказке получается, что за жизнь мы много раз умираем: в подростке умирает ребенок, в юноше - подросток, во взрослом мужчине - юноша. Это какая-то уж очень грустная история. А ведь хочется верить, что в душе мы еще способны оставаться детьми...

Игумен Варлаам: Мне хотелось рассказать об умирании в растущем человеке чего-то неверного, временного, например, примитивных представлений о жизни, детских страхов. О том, как освобождается некий кристалл души, незамутненный еще никакими житейскими наростами, он обязательно должен быть в глубине каждого человека. Глядя через этот кристалл, человек устремляется к тому состоянию, когда Бог открывается человеку как Отец. И в этом смысле мы можем и даже должны чувствовать себя детьми... Будьте как дети! Думаю, Христос имел в виду что-то подобное.

Игумен Варлаам: Мой любимый писатель - монах-отшельник, оставивший епископство, Исаак Сирин. Меня привлекает его глубина в постижении человеческой души. На мой взгляд, даже Достоевский немного меркнет перед ним. Очень люблю книгу "Старец Силуан". А среди классиков - Пушкин, Гоголь, Чехов. Особое отношение к Тютчеву, Баратынскому, Арсению Тарковскому. Борис Зайцев очень близок мне. В последнее время полюбил... Андерсена. Я ведь не читал его в детстве.

Похоже, в школе литература не была вашим любимым предметом.

Игумен Варлаам: Да, она меня абсолютно не интересовала. Только физика и математика. Сочинения давались мне с большим трудом, да и то списывал с каких-то пособий.

Что сейчас, на ваш взгляд, происходит с русской словесностью? Какие опасности подстерегают человека, который работает со словом - журналиста, писателя, телеведущего?

Игумен Варлаам: Сразу вспоминаются слова Федора Михайловича: "Бог и дьявол борются, а и поле битвы - сердца людей". Опасность для каждого, а для журналиста в особенности - поддаться злу и транслировать его в этот мир. Зла много внутри каждого из нас, и поэтому человека так притягивают фильмы, книги и телепередачи, где бушуют низкие страсти, где кто-то кого-то убивает. Причем такие вещи легко пишутся, легко снимаются. На эту демоническую волну стоит только сесть, и она сама тебя понесет. Препятствия возникают, если вы заметили, обычно перед теми, кто противится злу. Это не значит, что все должны писать добрые сказочки, но выбор между добром и злом всегда стоит перед нами. Да, мир лежит во зле, но это не вся правда. Мир еще и прекрасен, он - творение Божие. И важно показать вот эту сторону, прекрасную. Прежде чем написать или сказать что-то, стоит спросить себя: ради чего? Ради своей минутной популярности?

Как же противостоять злу, не клеймя зло, не рассказывая правду?

Игумен Варлаам: А клеймя зло, живописуя его, зло не победишь. Только растиражируешь. У меня нет телевизора, но иногда где-то мимоходом слышишь новости и замечаешь в интонациях ведущих не обличение греха, а смакование его. Важно не только что мы говорим, но и как.

Но что делать молодому журналисту, который попадает на такой вот "смакующий" телеканал, как спичечный коробок в горную реку. В такой ситуации плыть против течения, заявлять свою позицию - это чаще всего означает потерять работу. Что же ему остается?

Игумен Варлаам: Остается не приумножать зло, не выпускать его из себя. Пытаться отделять грех от самого человека. Не переходить на личности. Пусть слабое, молчаливое, но стояние в добре - это уже сопротивление злу. И главное - смотреть за своей душой. Ведь противостоять потоку можно только внутри себя. Прежде чем написать статью или снять телепередачу, надо понять: если мы можем только описать зло, никак не обозначая добро, то в этом смысла нет. Под добром я не подразумеваю какие-то проповеди или нравоучения. Обнажать перед людьми низкие страсти, да при этом читать им мораль - это еще ужаснее...

С какой надеждой вы протягиваете людям свою книгу, свои сказки? Какого отклика ждете?

Игумен Варлаам: Больших ожиданий у меня, честно говоря, нет. Хотя, конечно, каждое слово, выпущенное в мир, имеет резонанс. Если человек через сказку почувствует свою связь с Богом, то это самое большее, чего бы я мог ожидать.

Опасность для каждого, а для журналиста в особенности - поддаться злу и транслировать его в этот мир

Еще когда мы в Ермолино выпустили первый альманах и там были три моих сказки, один молодой человек, который работал при храме, сказал: "Прочитаешь вашу сказку и как будто хорошо помолился". Вот я и надеюсь, что тот мир, тот покой, который обретается через молитву, можно укрепить через мои сказки.

Мир, доброжелательность, приветливость - что может быть драгоценнее сегодня...

Игумен Варлаам: Горько, что и мы, монахи, хотя и живем в тихом месте, порой это теряем. У нас ведь свои бури в стакане.

_____________________________________

* Игумен Варлаам. Кампан: сказки и сказы. Рисунки Софьи Липиной. Москва, "Время", 2016.

Из сказки игумена Варлаама "Жил на свете мальчик"

Жил на свете мальчик. Жил он так долго, что побелел не только сам, но и все его клетчатые рубашки... Поседевший наш мальчик любил всех: и братьев, и сестер, и детей, и внуков... Жил он, жил, а потом... перешел в Жизнь вечную. И не умирал уже больше никогда!..

Настоятель Воскресенского мужского монастыря Ермолинской пустыни игумен Варлаам. "Вот говорят иногда о священнике: "духовное лицо". Но я бы не хотел быть духовным только по сану..."

заместитель руководителя Епархиального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества
руководителем Епархиального отдела по монастырям и монашеству

Дата рождения: 13.11.1971
Дата диаконской хиротонии: 17.12.1995
Дата иерейской хиротонии: 11.04.1998

Награды: крест с украшениями.

Игумен Варлаам (Дульский) родился в 1971 г. С 1993 г подвизается в Антониево-Сийском монастыре Архангельской и Холмогорской епархии. В 1994 году пострижен в рясофор, а в 1995 – в мантию. 17 декабря 1995 года епископом Архангельским и Холмогорским Пантелеимоном (Долгановым) рукоположен в сан иеродиакона, а 13 апреля 1998 года епископом Архангельским и Холмогорским Тихоном (Степановым) – в сан иеромонаха. 28 декабря 2006 года возведен в сан игумена.

С 5 мая 1995 года нес послушания казначея обители, а с 1998 года - послушание вторствующего. С 2006 года, по благословению епископа Тихона исполнял обязанности духовника обители. Активно помогал настоятелю монастыря в духовно-просветительской и общественной деятельности монастыря.

С 22 июля 2010 года указом епископа Архангельского и Холмогорского Тихона исполнял обязанности настоятеля Свято-Троицкого Антониево-Сийского монастыря. На заседании Священного Синода Русской Православной Церкви от 27 июля 2011 года утвержден в должности настоятеля.

С апреля 2011 года по благословению епископа Архангельского и Холмогорского Даниила несет послушание руководителя епархиального отдела по работе с молодежью.

С 11 июня 2014 года освобожден от обязанностей руководителя епархиального отдела по делам молодежи. В связи с решением Священного Синода об утверждении митрополита Архангельского и Холмогорского Даниила в должности священноархимандрита Антониево-Сийской обители с 22 января 2018 года назначен наместником монастыря.

С 04 апреля 2019 года освобождается от обязанностей наместника Местной православной религиозной организации Свято-Троицкий Антониево-Сийский мужской монастырь Архангельской и Холмогорской Епархии Русской Православной Церкви согласно поданному прошению.

С 04 апреля 2019 года назначается заместителем руководителя Епархиального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества.

С 04 апреля 2019 года назначается руководителем Епархиального отдела по монастырям и монашеству.

Марья Кирилловна

Девочка Маша с многочисленными косичками на голове и умным взглядом голубых глаз подошла к батюшке, стоявшему у аналоя с Крестом и Евангелием, и с вызывающим видом подала записку «с грехами». Как взрослая.

А ты, может быть, мне так расскажешь? - спросил отец Григорий, заглянув в листочек с не очень понятным текстом.

Нет, - строго отрезала Маша. - Читайте!

Ну настоящая Марья Кирилловна, - в очередной раз убедился батюшка, который шесть лет назад крестил сие чадо - первенца своих духовных чад - и «окрестил» её сразу же по имени-отчеству.

Выдирала из рук у маленьких, - возмущенно внесла корректорские поправки Марья Кирилловна. Она же не виновата, что «р» пока не выговаривает. А пишет, как говорит… ВЫДЕРАЛА ИЗ Л(Р)УК У МА…

Что выдирала у маленьких?

Не знаю. Не помню…

Игрушки?

Да, наверное.

Следующую фразу «АБЕЖАЛА МАЛЕНКИХ!» батюшка почему-то пропустил - наверное, из-за понятности - и перешел к последнему греху.

АБЕЖАЛА МАМУ. При этом Ж, как в последней фразе, была больше похожа на крупную снежинку.

Разбежалась и стукнулась в неё, - пояснила Маша. - А у неё в животе маленький…

…Когда маму Надю спрашивают про возраст девчонок, она, поглаживая девятимесячный живот, отвечает:

Шесть. Четыре. Два. Пуск!..

Надя закончила консерваторию, руководит клиросом. Кирилл заочно учится в семинарии, хочет стать священником. Ему осталось немного подтянуться, а жена его - уже готовая матушка. И не по числу дочерей! Которых теперь четверо.

Да, нехорошо. Ты не хочешь больше так поступать?

Будешь стараться не делать так?

Девочка отрицающе качает головой. И отец Григорий, чувствующий неловкость за свою бестолковость (ну что можно выдирать из ЛУКУМА? - подумал бы своей старой башкой!), накрывает голову юной исповедницы епитрахилью и произносит:

- …да простит ти чадо, Мария… гм!.. Марья Кирилловна, вся грехи твоя. Аз же, недостойный иерей, властию Его, мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех сих… Аминь!

Откуда берется милосердие

Самодельный конверт, склеенный из белого листа бумаги, не произвёл на отца Григория вдохновляющего воздействия. Не читая письма, ему нетрудно было угадать его содержание. Уверения в своей православности, пожелания обильных даров Святого Духа, а то и призывания Божьего благословения на его немощную иерейскую душу, словно пишет не заключённый, а настоящий архиерей, и, конечно, просьбы о необходимой помощи. Потому что остался я один и обратиться мне больше не к кому.

Не открыв письма, коих приходило на адрес храма немало, очередным просителем батюшка был уже недоволен. Бывало, конечно, посылал он и посылки, когда их ещё разрешалось посылать, и деньги, если просили на лечение, и духовную литературу, хотя о ней просили редко. Наверное, потому что её стало уже везде достаточно. Но всякий раз, получив письмо с обратным адресом ИК (исправительная колония), отец Григорий опечаливался. Ему становилось неловко за человека, который сидит в тюрьме и пишет священнику о том, как он, батюшка, должен проявлять милосердие. Что ему следует посещать находящихся в темнице (а уж если не посещает, то пусть хоть вышлет что-нибудь полезное для души и тела). Что должен оказывать любовь, прощать падших, исправлять заблудших и т.п. А самое главное, прислать денег на то, на это и на всё другое прочее.

Такие письма часто пишут специальные писари, тогда как осужденные (с ударением на у) их просто переписывают и тиражируют в огромных количествах, отсылая в разные концы и инстанции. Надо же как-то зарабатывать!

Читая такие письма, отец Григорий, начинал язвительно думать: конечно, священнику нечего делать, кроме как проявлять любовь и заботу ко всем насельникам ИК нашей страны, некогда бывшей единой ИК! Подумаешь, раз в неделю кадилом помахать!.. А деньги куда ему девать?! Которые просто рекой льются в его туго набитый карман! Зачем ему постоянно ездить в город за цементом, гвоздями, краской и другими, необходимыми для жизни священнослужителя товарами? Зачем заниматься стройкой - быть заказчиком и прорабом в одном лице? Ради чего ему выслушивать бестолковые исповеди с бесконечными рассказами о болезнях (это ещё ничего, хочется людям кому-то рассказать о своих бедах), о злых соседях и неблагодарных, заблудших детях, - беседами с поучениями, как надо было поступать, вместо того, как поступил? Зачем ему иметь дело с потоком бомжей и «выпускников» этих самых ИК, которые отбыли свой срок и которым теперь негде жить, не во что одеться и нечего поесть?..

Христос посреди нас! - начиналось письмо, которое отец Григорий, спустя несколько дней после его получения, достал из конверта. - Сердечно поздравляю Вас, Дорогой Батюшка и Ваших чадцев с началом Рождественского поста!

Молитвенно желаю Вам крепкого здоровья и сил в Вашем служении Богу и людям, мира и благополучия в каждой семье, всех Ваших чаяний и надежд исполнения, а душеньке Вашей спасения!

Простите, что осмелился обратиться к Вам за помощью, ибо знаю как много людей прибегают к Вам за помощью. - Хм! Откуда же он это знает? Обычный словесный трюк, чтобы размягчить душу читателя? - Но что делать даже таким недостойным уже ничего доброго в сей жизни (видимо, пропущено: не сделавшего) как я, как только молиться и надеяться на Ваше снизхождение (через «з», видимо, от слова низ) и милость. - Ну, конечно, вся надежда на нашу милость! - сам себе съязвил Григорий.

Люди добрые! Ради Господа нашего Иисуса Христа, пожалуйста, вышлите на моё имя небольшую сумму денег. Буду очень вам благодарен. Я бы смог купить здесь к празднику Рождества Христова немного продуктов питания, тетрадь, конверты, станки для бритья… - Дались им всем эти станки! Ведь вполне можно и не бриться, - машинально почесал свою внушительную бороду батюшка. - Ибо нахожусь в крайней нужде. Окромя Вас, мне более не к кому обратиться за помощью. С 1990 г. отбываю (после приговора - расстрел) пожизненное заключение за то, что убил человека из хулиганских побуждений и ранил ещё троих людей в алкогольном опьянении.

Отец Григорий отвлёкся от чтения и даже снял очки. Откровенно пишет человек. Не каждый способен на такое. Чаще всего делают вид, что так, почти ни за что угодили за решётку. В лучшем случае, за грехи молодости, которые на зоне как следует осознали и в которых окончательно раскаялись. Откуда следовало, что чистой ныне душе надо незамедлительно помочь!.. И нет длинных цитат из апостола Павла. И вообще видно, что писал сам.

Родители умерли. Один остался. Одна моя единая надежда на Господа Иисуса, Его Пресвятую Мати и милость Вашего сердца. - Ну это непременно! - опять не сдержался батюшка. О! А дальше ещё крепче! - …Вашего сердца, в коем жив и действует дух Христов. - Ну впору всё до копейки выслать. И машину продать… - Более надеяться мне не на кого. Простите.

Милость Божия буди с Вами!

С земн. поклоном к Вам Дорогие братья и сестры - нед. р. Б. Андрей.

Страница закончилась, и слово недостойный оказалось сокращённым. Наверное, и затем, чтобы в самом деле не подумали, братья-то и сестры, что проситель не достоин милости.

Нет, отец Григорий не полез в сундук доставать сокровища, не бросился продавать машину, но… и не бросил письмо в печь. Он, как всегда в таких случаях, думал, сколько подобных писем написал этот человек, сколько «удочек» закинул и надо ли ему, иерею (между прочим) Божию, «заглатывать» эту наживку. Тут уж как подсказывало сердце.

А что говорило оно ему сейчас?

Батюшка принялся рассматривать конверт. На штемпеле стояло 12 декабря, выходит, письмо лежало у него больше недели - так не хотелось ему читать его. Хм, двенадцатого! Накануне Андрея Первозванного! И зовут его Андрей… А фамилия его Махоньких. Надо же! Махоньких Андрей Вячеславович… Махонький такой, наверное, был парнишка. Выпил лишнего и пошёл крушить. По сути-то, обычная юношеская гордыня, которая проявилась таким не совсем обычным образом. Теперь на всю оставшуюся жизнь… Уже можно писать «Двадцать лет спустя»… Хоть и отпускал колкости батюшка в адрес просителя, но как-то уже без недовольства, без сокрушительного ехидства. Да и вообще ему становилось жалко этого никому не нужного, когда-то по молодости и несомненной глупости оступившегося гражданина Махоньких Андрея Вячеславовича.

Изучение конверта - из простого листа, с наклеенной картинкой: военный в фуражке и рядом с ним верный друг пёс Мухтар - привело отца Григория в окончательное изумление. Но не картинкой.

Адрес храма был невероятным! Область почему-то стояла Московская, а почтовое отделение и село имели отдалённое сходство с их реальным названием. И письмо дошло! Почти «на деревню дедушке». Значит, в том, что отец Григорий получил его, несомненно, есть воля Божия! И значит…

Дивны дела Твои, Господи, - думал батюшка. - И каменное сердце (да ещё и язвительное) Ты можешь превратить…

У тебя нет писем для отправки? - спросила матушка Ксения, заглянув в комнату батюшки. - Почтальонка сейчас уезжает.

Да-да, сейчас, - словно спохватился отец Григорий и полез в карман за кошельком, соображая на ходу, сколько же послать рабу Божию Андрею.

Вонифатий

Памяти Владимира и Людмилы

Шебутной мужик был Владимир Сидоркин, когда принимал на грудь лишнего. Огромные размеры его телесных форм, изрядный запас физических сил и решительный взгляд говорили о том, что ему никакая доза нипочём. Однако посидев с друзьями часок-другой и закусывая лишь солёным огурцом да черным хлебом с луком, массивный Владимир тяжелел. Наливался какой-то дурной силой, и начинал помутневшим взором искать место, куда бы её приложить.

В трезвом же состоянии, которое было для него более естественным и привычным, никакой агрессии у него не проявлялось, и относился он ко всем с большим великодушием своей большой натуры.

Любил его по-товарищески и кроткий Владимир Антонов, совсем не любивший заливать за воротник, а если и приходилось ему поддерживать компанию, то ограничивался ста граммами. В последнее же время в компаниях ему и бывать не приходилось из-за болезни жены. После инсульта она всегда находилась дома, себя не обслуживала, и муж даже уволился с завода, не доработав до пенсии пять лет. Владимир носил жену на руках…

Тридцать лет назад Владимир привёл Людмилу в коммунальную девятиметровку, где они жили вдвоём с матерью, буквально через день, как они познакомились, и объявил:

Это моя жена!

Домашние восприняли решение Владимира спокойно, чувствуя серьёзность его намерения, и мать даже благословила их Иверской иконой Пресвятой Богородицы. Икона осталась у них от бабушки и считалась фамильной.

Ровно через девять месяцев у них родилась дочь. Она давно выросла и после окончания университета из худенькой девочки сразу же превратилась (хотя комплекции осталась прежней) в Ксению Владимировну, поскольку учительствовала в школе. Когда жизненный путь привёл её к храму, она узнала, что родилась ровно через девять месяцев после дня празднования Иверской иконы…

Переступив порог квартиры, Владимир первым делом произносил:

Лю-юся-я-я!

Так было всегда и неизменно.

Антонов проработал на одном месте всю жизнь и даже стал обладателем акций, когда их родной завод превратился из государственного в частный. Он написал заявление, указав, что увольняется из-за болезни жены, и пошёл на приём к директору попросить, чтобы ему оставили акции, на дивиденды которых хватало бы купить хлеба.

Людмила с Ксенией не знали, как сложился у отца разговор с директором, но вернулся он бледный, с трясущимися губами, и только смог выдавить:

От-к-ка-зать!

Пришлось им выживать на зарплату дочери, у которой теперь перед глазами стояла картина: её скромный, не умеющий вести переговоры с властями и постоять за себя отец в кабинете неумолимого директора…

Владимир однако присутствия духа окончательно не потерял (семья - не кабинет директора), начал вырезать из дерева безделушки, которые иногда удавалось продать. Ходил в лес по грибы да ягоды. Сушил боровики, засаливал чёрные грузди, замораживал на зиму чернику и рассыпал под кроватью клюкву. Любил посидеть с удочкой на речке или озерце, хоть небольшим уловом улучшить продовольственную программу семьи, о которой раньше так много говорили с высоких трибун… На рыбалке они с Сидоркиным и познакомились. Оба любили природу, чувствовали себя там гораздо лучше, чем в городской квартире, и даже зимой сидели на льду, укрывшись от ветра полиэтиленовой плёнкой и тягая серебристых окуньков.

На речном берегу они были равны, несмотря на разницу в возрасте, и равно счастливы. Радовались одним радостям и огорчались одними неприятностями (если рыба крупная с крючка срывалась).

Сидоркин часто навещал Антоновых. Да и куда ещё пойти неприкаянному мужику, если его, как беспомощного щенка, выкинули из дома.

Ну натурально, выставили за дверь и заперли её изнутри. И это в первый день Нового года!.. - жаловался Сидоркин другу, подливая себе ещё.

Ладно тебе, - пытался успокоить его хозяин, - не первый раз. Пройдёт.

Что пройдёт? - не унимался гость. - У меня пройдёт? Или у неё? Пусть у неё проходит. А у меня вот не пройдёт! Не вернусь к ней! Будет знать!

Людмила, лежавшая в своей комнате, через открытую дверь слышала, как распалялся Владимир, но ничем не могла помочь мужу. Ей стало совсем тревожно, когда до неё донёсся стук сидоркиных кулаков об стол.

Вова, - позвала она мужа. - Надо его уложить. Не говори с ним, всё равно он ничего не воспринимает. Проспится, завтра и поговорить можно.

Я уж предлагал ему. Он ни в какую. На жену обижен.

Понятно… Да уж слишком он расходится. Не разошёлся бы совсем.

Ещё попробую уговорить, - Владимир пошёл на кухню.

Но все его деликатные попытки заканчивались ничем. Сидоркин мало того, что был на пятнадцать лет моложе, так ещё и на две головы выше. Людмила почувствовала, что дела совсем плохи и никак не могла придумать, что же им с мужем делать. Ей хотелось самой пойти на кухню и строго сказать… Да какая уж тут строгость, когда и встать-то не можешь!.. Она почти машинально потянулась здоровой рукой к столику и взяла первую попавшуюся книгу. Открыла её с начала и увидела, что это Православный календарь. На первой странице было краткое житие мученика Вонифатия и молитва к нему. Житие Людмила пропустила и сразу перешла к молитве, в которой, кстати сказать, есть просьба о помощи в борьбе с пьянством.

Совсем отяжелевший Сидоркин с трудом ворочал языком, но уговорам друга активно - на грани с агрессивностью - сопротивлялся. Пойти спать было для него настоящей капитуляцией. Это буквально означало признать её правоту. А как же она могла быть права, если выставила его за дверь?! Выкинула как ненужную, прошлогоднюю вещь. Безнадёжно устаревшую…

Вова, да у вас всё наладится, - безуспешно убеждал его Антонов, лишь бы тот угомонился и согласился пойти спать.

А Вова… Вдруг Владимир Сидоркин испуганно замолчал и, глядя куда-то в пространство, будто увидев кого-то грозного и более сильного, чем он, обращаясь к нему , примирительно произнёс:

Иду, иду…

И обеими руками добавляя примирительности, стал пятиться к комнате, где стоял приготовленный ему диван. Тихо лёг и положил под щёку по-детски сложенные ладонями одна к другой руки. Более кроткого и смиренного человека в этот миг невозможно было сыскать во всём мире.

Утром встал Сидоркин в мирном состоянии. Никакой агрессии или обиды у него не было. Как, казалось, не было и похмелья. Массивный мужчина был Владимир Сидоркин! Малой дозой его не сшибёшь!..

А где этот-то? - спросил проспавшийся гость, когда хозяин разливал чай.

Кто? - не понял, о ком речь, Антонов.

Ну этот… который вчера приходил…

Да никого не было!

Ну как же. Разоде-етый такой!..

Людмила, как всегда всё слышавшая, не смотрела на икону необычно одетого (для нашего-то времени) мученика Вонифатия, а в простоте своей недоумевала: что же такое это было?..

О пользе монашек

Святочный рассказ

Святки, замечено, проходят намного быстрее, чем Рождественский пост. Они, конечно, и по количеству дней сильно отличаются в меньшую сторону, но причина их быстротечности, пожалуй, всё же не в этом…

Вот уже и Крещенский сочельник, подтверждающий, что святки безвозвратно прошли. Отец Григорий, зайдя в храм, краем глаза увидел незнакомую личность, сидевшую на лавке и зашнуровывающую себе высокие ботинки. Седой, с короткой стрижкой, кажется, в подряснике. Пластиковая сумка - «купеческий сундук», с каким челноки ездят за товаром в столицу. Вот и всё, что отец Григорий успел заметить по пути в алтарь, останавливаясь, чтобы преподать просящим благословение.

Священник? Нет, подошел бы и поздоровался по-священнически. Инок?.. Бывший послушник, удравший из монастыря и обрядившийся для представительности в духовную одежду?

На клиросе уже хозяйничала мать Агния: доставала нужные книги, смотрела Богослужебные указания. Службу она знала хорошо, но утвердиться для пущей уверенности было не лишним. Отец Григорий в очередной раз порадовался, что эта молодая монахиня попала к ним на приход. И матушку его, Ксению, освободила от дополнительных обязанностей - у той и так хозяйство большое, и наладила настоящее пение в храме. Хорошо, что не все монахини по монастырям сидят, а некоторые служат и миру. Хотя основное их служение - это, конечно, молитва, но и тут, думается, Агния не в отстающих.

Во время службы батюшка не вспоминал пришельца. И тот никак не проявлял себя - оставался в зимнем приделе, не появляясь в поле зрения служащего священника, не подпевал клиросу, что бывает иногда с заезжими духоносцами, ни с кем громко не разговаривал, не поучал.

Так же прошло и первое великое освящение воды. Как, бишь, оно называется? Богоявленская, кажется, получается вода. В то время как на сам праздник - крещенская. Может быть, даже и наоборот - отец Григорий, закончивший недавно открывшуюся провинциальную семинарию (и то заочно) не разбирался в таких тонкостях. Всезнающие бабки каждый год разъясняли ему, что к чему, но ему все «было ни к чему», так и не запомнил.

Очередь бабулек за водой была нынче совсем небольшой. И вода-то еще не настоящая крещенская (да, значит, «всего лишь» богоявленская), и морозы не пустили городских прихожан ехать в сельский храм. Лучше в городском потолкаться, выстоять очередь, чем мерзнуть в дороге.

Отец Григорий, освободившись окончательно и разоблачившись, направлялся к выходу. Тут опять возник новый прихожанин, на вопрос батюшки представившийся:

Инок Анастасий.

Сбивчиво и непонятно объяснял он, где подвизался, где стал иноком и какие у него намерения. Не надо быть прозорливым, чего за отцом Григорием не водилось (и слава Богу, говорил он своим чадам, а то какое паломничество началось бы!), чтобы понять: хочет этот своеобразный инок пожить на данном приходе, потрудиться во славу Божию. К сожалению, по опыту батюшки, это часто означало, хочу работаю, хочу - нет (или как в анекдоте: что можешь? Могу копать. А ещё что? Могу не копать). А ещё такому труднику необходимо для жизни… и дальше идёт длинный список вещей нужных и не нужных, включая сигареты. Отец Григорий даже решил, что слово трудник означает не то, что этот человек трудится во славу Божию, не получая мзды, а то, что это трудный человек и, конечно, - трудной судьбы.

Не хотелось отцу Григорию в очередной раз разочаровываться. Ведь всё равно, когда брал он человека на приход, надеялся, что окажется тот либо по-нормальному верующим, который не боится узоров в паспорте в виде страшного магического числа, губящего чистую невинную душу владельца, либо мало-мальски нормальным работником, которому можно доверить топить угольный котел или колоть дрова. А то, бывало, поставит он на такое важное дело новичка, а тот… котел-то и взорваться может, если его без ума топить. А при колке дров такой горе-работник и себе чего-нибудь отрубить может. Только гляди за ними!

Не брать? Ну-у… Во-вторых, все же какое-никакое хозяйство, его поддерживать надо. А, во-первых, «приходящего ко Мне не иждену вон», - сказал Христос. Имеет ли право священнослужитель отмахиваться от приходящих?! Лишь бы они приходили ко Христу. А как узнаешь, пока не увидишь его в деле и жизни! Да и просто жалел таких горемык отец Григорий, хотя даже сам себе в этом не признавался.

Болящий я! Болящий!.. - тараторил пришелец. - Можно у вас пожить?.. Только не поселяйте меня с пьяницами и зэками! Сколько я от них натерпелся!.. Сколько меня били!

Он все ускорял свою речь, сбивался, повторял одно и то же и откровенно переживал заново то, о чём говорил. Лицо его нервно двигалось, перекашивалось, страдало страданием прошедшим, а заодно и будущим, с которым он ещё не столкнулся, но уже предвкушал.

Благостный после литургии, отец настоятель слушал сбивчивую речь и хоть большой радости от того, что придётся брать такого сложного человека, не испытывал, но не ощущал в себе решимости отказать ему. Хотя чётко понимал, что с ним будут трудности. Только трудности! Одни трудности и ничего более.

А что он хотел? Поступать по-христиански и получать от этого одни удовольствия? Нет, так не бывает. Либо-либо…

Прошла с клироса монахиня Агния, опустив глаза и не обращая ни на кого внимания. Выразительное ее лицо немного восточного типа было сосредоточенным и глубоко покойным.

У вас тут монашки!!! - в ужасе взвизгнул инок. - Я не останусь! Уезжаю! Дай мне денег на дорогу!..

Вот, не успел отец Григорий как следует пожалеть, что придется оставить этого якобы Анастасия (или якобы инока) на приходе, как тот отказался от своего намерения. Не забыв однако потребовать (а не попросить, как хотелось бы отцу настоятелю) денег. Да что там деньги, по сравнению с Божьей милостию!

Радостный, отец Григорий вышел из храма. Свет шёл отовсюду: с неба, от земли, заснеженной и первозданно чистой, от деревьев и кустарников, покрытых пушистым серебром застывшего белого света. Солнечный круг иногда обозначался сквозь дымку, а иногда выкатывался даже на общее обозрение. Сердце батюшки Григория ликовало:

Явился еси днесь вселенней,

И Свет Твой, Господи, знаменася на нас,

В разуме поющих Тя.

Пришел еси и явился еси

Свет Неприступный.

Экзамен

Первокурсница Нина Уланова дрожала как осенний лист на ветру, хотя листья ещё только распускались, а экзамены уже подошли вплотную и стали неизбежностью. Запоздалая весна набирала силу, а человеческих сил учиться, тем более сдавать экзамены… О, Господи, опять эти экзамены! - вздыхала Нина. Даже думать о них не хочется, уж не говоря о том, что готовиться к ним. Да только ничего не поделаешь… Собственно, ничего и не по-делала Нина Уланова, никак не подготовилась, и теперь, перед дверью аудитории, дрожа как осиновый лист, причитала:

Ой, девчонки, ничего не знаю!..

Девчонки, конечно, её не слушали, потому что и сами могли «похвастать» тем же. А кто что-нибудь знал, всё равно считал, что не знал. А если кто и считал, что знает, никак не мог провозгласить перед всеми: знаю! Эдак ведь и сглазить недолго. Хоть все приметы исполняй: не ходи в душ накануне, одень то, в чём была на том экзамене, который сдала хорошо… Нина в приметы не верила - это же суеверие. Верила она только в Бога, как научила её бабушка, несмотря на то, что «стоял на дворе», согласно решению съезда, развитой социализм. Платьице же скромное надела, как полагается, чтобы не выделяться на экзамене, не выглядеть вызывающе. А не мылась накануне просто потому, что за день до того в баню ходила.

Повторяю требования, - строго говорила преподаватель - старая, высохшая от злобы мымра, - если не можете ответить на билет, разрешаю взять другой. Если и второй билет не вызывает вдохновения на ответ… иногда разрешаю взять третий.

Вся аудитория облегчённо вздохнула и слегка зашумела.

Но, - продолжала преподаватель, поднимая указательный палец кверху призывая тем самым ко вниманию, - пользоваться литературой, тем более шпаргалками, категорически запрещено! Кто будет уличён, сразу на выход без разговоров.

Девчонки - а в педучилище мальчишки не водились, - зашумели ещё больше. Неуд за списывание - это жестоко! Может, только чуть-чуть подглядеть надо, напомнить себе… А шпаргалки - это ж просто конспект мелким шрифтом. Если, конечно, сама писала…

Зато три попытки обнадёживали.

Фамилия? - всё также строго спросила преподавательница, когда Нина подошла к столу. - Берите билет!.. Номер?

Нина успела мысленно перекреститься, но… Нет, не повезло. «Уголок природы в детском саду: значение, способы организации, требования к подбору объектов для уголка природы». Ничего не знала первокурсница Нина… А может, и знала, да с испугу забыла.

Можно я другой возьму? - робко спросила Нина.

Но и другой билет оказался не более привлекательным. «Растения - постоянные обитатели уголка природы. Требования к размещению, краткая биологическая характеристика, способы ухода». Надо же невезуха!.. Господи Иисусе!..

Что? - угадала преподаватель уровень знания студентки Улановой. - Будете брать третий?

Да, - совсем упав духом, прошептала пересохшими губами Нина.

Сообщила номер билета и, не глядя на вопросы - попытки всё равно были исчерпаны - пошла в конец аудитории. Подальше от стола преподавателя оно было как-то надёжнее. Хотя и третий билет не оставлял надежды на положительный исход экзамена. «Пестики. Тычинки»… Кто ж их разберёт!.. И как всё это можно запомнить?! Зачем, вообще, воспитателям детсада эта «Методика природы», как будто без неё нельзя детей воспитывать!

Присев на скамейку, будто всего на несколько минут, Нина ещё раз перечитала вопросы, и окончательно убедилась, что сказать ей преподавателю просто нечего. Хоть пытай её.

Господи, - шептала про себя Нина, - двойку-то как не хочется получать. И не из-за самой двойки печаль. Пересдавать-то как? Это же выучить просто невозможно, памяти ни шиша нет.

Какие-то посторонние мысли стали лезть в голову. В деревне, в их палисаднике уже, наверное, сирень распускается… А бывший одноклассник Игорь из одиннадцатого Б, который весь девятый класс за ней ухаживал, скоро в армию уйдёт. Вспоминает ли её?.. А Вова с физвоза - спортсмен-разрядник - очень классный парень. Атлет!.. Хотя видно, что ему Галька Ульянова нравится. Их уже видели вместе. Понятно! Галька и собой хороша, и учится легко, меньше четвёрки никогда не получает. А как держать себя умеет!..

Нет, так дело не пойдёт. Нина стряхнула воспоминания и ненужные мысли и стала читать девяностый псалом. Всё равно ни по одному вопросу ничего не знала. И что за память?!

Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небесного…

Другие девчонки брали билеты, готовились, подходили к преподавательнице. Хоть и мымра мымрой, а куда деваться? Сдавать-то надо. И сдавали. Кто как… Одна Нина не решалась тронуться с места. А какой смысл, если ничего не знаешь?!

Речет Господеви: заступник мой еси, и прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него…

Постепенно Нина успокаивалась и, дрожала хоть и не меньше, зато не мучили её мысли о позорной двойке и тяжёлом хвосте на всё лето.

Прочитав один раз, Нина начинала псалом снова. Этот псалом, обычно читаемый против злых сил, запомнился хорошо с детства, когда бабушка шептала его каждый вечер, а Нинкина память ещё никак не была перегружена. Так ведь там хорошо понятно, что к чему. И зачем! А тут!.. Временами она пугливо поглядывала на неумолимую преподавательницу, с лёгкой завистью - на сдавших подруг по группе, а про себя всё твердила и твердила слова:

Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему. Яко ангелом Своим заповесть о тебе: сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою…

Яко на Мя упова и избавлю его… Воззовет ко Мне и услышу его… С ним есмь в скорби…

Второй час «молитвенного подвига» давно миновал. Нина ничего не придумала ни по одному из вопросов билета. Да и что думать! Коль не знаешь, так хоть думай, хоть не думай, ничего не выдумаешь. Она и не думала, а только читала и читала девяностый псалом.

Уланова! - вдруг донеслось до неё.

Я, - произнесла Нина, вставая и прижимая к груди пустой лист, думая, что сейчас мымра скажет: хватит сидеть! Уже два часа сидишь! Иди отвечать!..

Подойдите. Я тут в вашу зачётку по ошибке отметку поставила… вместо Ульяновой. Возьмите, - протянула неприветливая преподавательница ей зачётку.

Ой! - только и смогла произнести Нина, всё также машинально читая спасительный псалом и даже не заглянув в зачётку.

Маленькое дорожное происшествие

Поп Григорий сел в иномарку и с удовольствием завёл мотор. Автомобиль был не очень уж иномаристый, сделан в Корее, но всё же не на родном ВАЗе или АвтоГАЗе. Двигатель заводился без запинки и работал тихо, почти бесшумно, и чувство удовлетворённости у отца Григория усилилось.

Он ехал в город, поскольку в вымершем селе, где он восстанавливал храм, не продавалось не только строительных материалов, но и хлеба. Всё приходилось привозить из города, в том числе и заказы пяти-семи советских бабулек, доживавших свой век при капитализме.

Когда отец Григорий проезжал райцентр, а ехал он нынче в областной, останавливался перед пешеходными переходами, по которым иногда кто-то проходил, трогался вновь и опять с тихой радостью отмечал, как послушен автомобиль, как смотрят на него пешеходы… особенно молодые, по-весеннему одетые девушки. Седина в бороде не в обязательном порядке рикошетом попадает в подреберного беса, расшевеливая его… А может, и обязательно, только ответный удар тот наносит по-разному. У батюшки были уже взрослые дети и даже появилась внучка, но… всё равно не мог он не обращать внимания на очаровательных прохожанок, полагая, что эстетические наслаждения - не самый большой грех. Правда, при виде неочаровательных - страшно размалёванных, с открытой бутылкой пива в руке или сигаретой - он переживал: до чего же может довести себя человек! Тут и бесу делать нечего…

Весна в этом году, как и Пасха, выдалась ранняя и после суровой зимы радовала ежедневным солнцем и теплом.

Мысли о предстоящих делах вытеснили ненужные впечатления, но и земные попечения не должны главенствовать в душе священника: Богово надо оставлять Богу. Отец Григорий включил плейер и 5-й концерт Чайковского сделал дорогу мимолётной.

Не заметил батюшка и как въехал в черту города, очутившись за дорожным знаком с названием на белом фоне, и хоть ехал не очень быстро, всё же скорость превышала положенную. Хорошо ещё, что не стал обгонять притормаживающие автомобили, которые выстроились перед ним в стройную колонну. На всякий случай и он сбросил скорость и тут же заметил белую «газель» с синей полосой (вот она, продукция родного АвтоГАЗа!), стоявшую на обочине перпендикулярно дороге. Вскоре появилась и фигура в синей форме.

Вся вереница машин, ехавших перед отцом Григорием, благополучно миновала пост ДПС, только старенькому «фольксвагену», а вслед за ним и отцу Григорию милиционер чёрно-белым жезлом указал остановиться. «Фольсваген» объехал стоявший джип, а батюшка проехал ещё чуть дальше и встал за ним. Вышел из машины и достал документы.

Постовой подошёл к первой машине, за рулём которой оказалась девушка, потом к отцу Григорию.

Ваши документы, - попросил он. - Фотофиксатор определил превышение скорости.

Виноват, - согласился отец Григорий, подавая документы.

Подождите в машине, вас позовут.

Поп сел в машину, но 5-й концерт дослушивать не стал. Мимо чинно ехали автомобили, водителям которых своевременно «моргнули» встречные авто. Девушка, как-то лукаво улыбаясь, достала кошелёк из сумки и прошла в «газель».

Превысил-то немного, думал отец Григорий, километров восемьдесят было, а потом и того меньше… Да что возмущаться, надо быть внимательней на дороге. Наверняка «моргали»… Фотофиксатор - значит, просто так (как это бывало) не отпустят. Ладно, придётся заплатить штраф… Вспомнил он вдруг, как тщеславился, как нравился сам себе сидящим в новеньком, сверкающем на солнце автомобиле… Глупо, конечно, страшно глупо! Во-первых, машина-то ничего особенного из себя не представляет. Недавно к соседу-дачнику приезжал столичный приятель на новенькой «ауди», и отец Григорий слышал, как они обсуждали автомобильные достоинства.

Да, - говорил гость, подтверждая мнение товарища о шикарности своего авто, только что прокатившемся на нём. - Эта-то, - указал он на поповскую машину, - по сравнению с моей просто консервная банка.

Тщеславился, правда, не машиной, вспоминал далее батюшка, скорее, собой, так плавно и безмятежно проплывающего мимо пешеходов и пешеходок. Это уж совсем глупо!..

Отец Григорий всегда бегал фарисейства и внешних эффектов, но эффектность бежала за ним по пятам. Иногда и настигала.

Грех, казалось бы, пустячный, думал батюшка, вроде бы «проехали», и в душе ничего не осталось, и зла никому не причинилось. Но грех есть грех и совесть не даёт успокоиться… Пусть будет наказание от ГИБДД - штраф во искупление этого греха, продолжал думать он дальше и ждать вызова в белую с синей полосой «газель».

Вызов вскоре состоялся, и милиционер, который остановил его, предложил зайти в салон и сесть.

Ничего, - скромно сказал немолодой нарушитель, - я здесь постою.

Второй милиционер, сидевший внутри за столиком с компьютером, быстро, даже резко, подал документы отцу Григорию и сказал:

Помолитесь там о нас: Михаил и Станислав. И повнимательней будьте на дороге!

Поп Григорий взял документы, пробормотал слова благодарности (сегодня он не рассчитывал на милость, хотел жертвы - пусть в виде штрафа) и пошёл к ожидавшему его автомобилю, сделанному в Корее. Южной, конечно.

Станислав? - подумал батюшка и вернулся к «газели». Хотя излишнее общение с блюстителями порядка на дорогах никогда не привлекает водителей, отец Григорий посчитал, что священнический долг важнее.

А в крещении, наверное, другое имя? - спросил он лейтенанта.

Святослав! - словно отрубил сидевший за столом.

Отец Григорий сел в свою иномарку и удовлетворённо завёл мотор. Надо же! Раскаяние подействовало. Как близок к нам Господь!..

Спаси, Господи, помилуй и сохрани рабов Твоих Михаила и Святослава, - про себя произнёс он, перекрестился и поехал, стараясь не превышать допустимой скорости.

Игумен Варлаам, Н. Савченко. «Ты заблудишься в лесу...»

Это кто пришёл? - бабушка нагнулась, целуя внука. - Максюша к нам пришёл! Сейчас обедать будем. Я суп тыквенный сварила. Вку-усный! Как пюре…

Деда дома? - спросил Максим, заглядывая из прихожей в комнаты.

Бабушка отвернулась.

Я же тебе говорила - он уехал, - ответила мама.

А когда приедет?

«Уже никогда, - на мгновение мама прикрыла глаза, удержав слезу. - Господи, никак не привыкнуть… через неделю - сорок дней…»

Всё. Я - на работу! - встряхнулась она. - После сна погуляйте, он на воздухе совсем не был. Только до тебя дошли.

Конечно, погуляем. Такое лето настало! Пообедаем, поспим, а потом в парк обязательно пойдём. Да, Максюш?

Ну, сладкая душа, - мама ткнулась губами в белобрысую макушку, - слушайся бабушку. Я скоро приду.

Правда, скоро?

Но он уже не слушал, убежал к игрушкам, аккуратно сложенным в «детском» углу комнаты. Машинки! Красная, синяя и жёлтенькая. Это - легковые. Ещё есть грузовая с предлинной бочкой и трактор. В машинки интересно играть с дедушкой, он в них понимает и всегда починит, если чего-нибудь сломается. А ещё катает верхом на шее, высоко-высоко, даже до люстры можно дотянуться. Но немножко страшно, потому что пол очень далеко.

Деда! А ты меня спасёшь? В случае чего?

Дед осторожно опустил внука на пол.

Спасу. Ты заблудишься в лесу - я приду тебя спасу!

…- Максюша! - окликнула бабушка из кухни. - Идём, маме в окно помашем. Проводим на работу.

Не успела. Шустрый мальчишка уже стоял на подоконнике, выискивая внизу, под макушками деревьев, мать. Стоял, упёршись обеими ручками в москитную сетку распахнутого окна. Бабушка лишь потянулась к нему, лишь вскрикнула. Хлипкий пластик креплений с треском лопнул, и сетка… и мальчик…

…Шестым, материнским , чувством, мама, не успевшая отойти от дома, обернулась. Её мальчик, её Максимка, падал безнадёжным камушком из окна пятого этажа. Ещё она заметила серое неживое лицо матери, ещё она бежала, бессознательно бежала к тому месту, где уже лежало тельце.

Душа моя! - кричала она. - Сладкая душа моя!

И больше не помнила ничего.

Кто-то подбежал, кто-то звонил в скорую, кто-то пытался привести лежащую женщину в чувство.

Живой! Не разбился! Он живой!

…- Всё будет хорошо, - сказал врач скорой, осмотрев ребёнка. - Небольшой вывих. Вы уверены, что он действительно упал? Оттуда?

Врач недоверчиво посмотрел вверх. Мама, придя в себя от ватки с нашатырём, молча кивала. По щекам текли полоски туши. Бабушка… Она тоже была внизу. Сидя на корточках, то держала Максюшу за плечи, то прижимала к себе, то заглядывала ему в лицо.

Как? Как… - всё спрашивала бабушка, ощупывая тонкие косточки. - Как, Макся?

Меня дедушка спас, - недоуменно оглядывал мальчик суматоху вокруг.

Дедушка?!

Да. Он же обещал!

Бывший валаамский игумен Варлаам (Давыдов)

Родом он был из московских купцов. Почувствовав влечение к монашеской жизни, он еще в молодых летах оставил, по слову Спасителя, дом, родителей, имение и вся красная мира сего и удалился в Валаам, коим управлял тогда опытный в духовной жизни старец игумен Назарий. Под его-то руководством возмужал и окреп в подвигах иноческой жизни пустыннолюбивый отец Варлаам. Сложения он был крепкого, стан имел согбенный, главу поникшую к персям, глаза тусклые и приснослезящиеся. При крепости сил он проходил на Валааме порядно низшие и трудные монастырские послушания. Между прочим был несколько времени поваром. Вспоминая о пользе послушания, отец игумен открывался некоторым доверенным лицам: "В бытность мою на Валааме в поварне молитва Иисусова кипела во мне, как пища в котле". В сане иеродиакона и иеромонаха отец Варлаам отправлял на Валааме Божественную службу в том скиту, где в то время пребывали приснопамятные старцы Феодор (бывший молдавский) и Леонид (впоследствии Оптинский). Сожитие и собеседование с ними принесло ему немалую душевную пользу, как он сам впоследствии говорил о сем. Ревность о благе родной обители, наветуемой смущением от людей, приходивших в нее "не ради Иисуса", понудила безмолвнолюбивого отца Варлаама согласиться принять неудобоносимое для подобных ему любителей безмолвия бремя начальства в Валаамском монастыре. Но тут постигли его попущением Божиим разные искушения. Правдивость его не всем нравилась, находили ее слишком резкою, а искусством применяться к обстоятельствам он не владел и потому должен был устраниться не только от начальства, но и от любимой им Валаамской обители. Его перевели, а проще сказать, за резкие правдивые выражения послали под начало в скит Оптиной пустыни, где подвизался известный ему старец иеросхимонах отец Лев. Так промыслительно Господь привел отца игумена Варлаама для купножития с великим старцем Львом!

Здесь подвижник игумен окружен был всеобщей любовью и заботливостью, от которых по смирению всемерно уклонялся, хотя и скоро свыкся с новым местом своего уединения, однако до конца дней своих не мог забыть любимого им Валаама, этого, по замечанию даже афонцев, русского Афона по единственному в своем роде удобству для всех родов монашеской жизни: общежительной, среднего скитского пути и безмолвного пребывания наедине в пустыньках. "Хорошо, нечего сказать, хорошо и у вас, - говаривал пустыннолюбивый старец, - а все не то, что на Валааме. Там возьмешь, бывало, краюшку хлеба за пазуху, и хоть три дня оставайся в лесу: ни дикого зверя, ни злого человека. Бог да ты, ты да Бог". - "А от бесовских-то страхований, батюшка, как спасались?" - спросили его. "Ну, да от них-то и в келлии не уйдешь, если не тем путем пойдешь, - отвечал старец. - Впрочем, - прибавил он, - пути спасения различны: ин спасается сице , ты же, по слову святого Исаака Сирина, общим путем взыди на восхождение духовного пирга (то есть столпа), давая сим разуметь, что всякому духовному возрасту прилична своя пища и что безмолвие для не победивших страсти бывает причиной высокоумия и падения, а не спасения".

Поведал о себе отец Варлаам, что, живя в Валаамском скиту одновременно с вышеупомянутыми приснопамятными старцами Феодором и Леонидом, он, как постоянно гнавшийся за безмолвием, недоумевал, как сии старцы, проводя целые дни в молве от множества приходивших к ним пользы ради и советов духовных, пребывали несмущенными. Обратился он однажды к старцу Феодору с такими словами: "Батюшка, я блазнюсь на вас, как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах со внешними, - каково есть дело сие?" - "Экой ты, братец, чудак! Да я за любовь к брату два дня пробеседую с ним о яже на пользу душевную, и пребуду несмущенным", - отвечал старец. Из этого ответа известного уже своими подвигами и благодатными дарованиями старца отец Варлаам вразумился навсегда познавать различие путей "смотрительных", то есть бывающих по особенному смотрению Божию, от общих. Впоследствии он внушал о сем и другим.

Живя в Оптинском скиту, отец Варлаам продолжал прежнюю подвижническую жизнь. Его нестяжание, простота и смирение были поучительными и трогательными. Все имущество бывшего Валаамского настоятеля, привезенное с ним, состояло из крытого тулупа и жесткой подушки. Жил он на пасеке и келлию никогда не замыкал и вовсе о ней не заботился. Она завалена была стружками и дощечками, которые собирал старец в лесу и скиту для подтопки печи и поделок. Однажды воры, забравшись на пасеку, обокрали келлии, расположенные в одном с ним корпусе. Братия в то время была на утреннем церковном богослужении. "Батюшка! - спросил старца сожительствовавший с ним брат. - Воры обокрали вас!" - "Щепки-то, что ли? - ответил, улыбаясь, старец. - Я еще натаскаю". И точно: воры, ища чего-либо в игуменской келлии, внимательно разбирали ящик за ящиком, заполненные щепою и опилками от досок и стружками, наклали их целый ворох посреди келлии и, довольно потрудившись, ушли, ничего не найдя, захватив только с собою тулуп, единственную одежду сверх той, которая была на самом старце.

Любил отец игумен во время послеобеденное, когда братия отдыхают от трудов своих, уединяться в лес, окружающий скит, и там, любуясь в безмолвии красотою матери-природы, по его выражению, "от твари познавал Творца". Прохаживаясь же с молитвенною целью, любил быть наедине. "Возьмите меня с собой, батюшка", - сказал один из скитских братиев, видя отца Варлаама, идущего в лес. "Хорошо, - ответил старец, - пойдем. Только с условием: ходить молча и друг от друга на вержение камня". Понятно, что брат не согласился на такое условие. Встречаясь иногда с поселянами, отец игумен любил вступать с ними в разговор и признавался, что нередко находил высокое утешение в их простых ответах на самые духовные вопросы. Сказывал покойный Оптинский старец Амвросий: "Услышал однажды отец Варлаам, что есть в некоей деревне крестьянин-боголюбец, проводивший жизнь духовную. Отыскал он этого крестьянина и, поговоривши с ним несколько, сказал: "А как бы это умудриться привлечь к себе милость и благодать Божию?". - "Эх, отец, - отвечал простодушный крестьянин, - нам-то бы только сделать должное, а за Богом-то дело не постоит"". Был однажды и противный тому случай. Бродя по лесу, отец Варлаам увидел лесную караулку и, вошедши в нее, нашел там караульщика старика. Поздоровавшись с хозяином, отец игумен по своему обыкновению начал расспрашивать, как он поживает. Старик начинает жаловаться на свою тяжелую жизнь, что он постоянно терпит и голод, и холод. Желая направить старика на путь духовной жизни, отец Варлаам начал убеждать его, что это - его крест, посланный ему Господом для его душевного спасения, что все это необходимо терпеть ради Бога в благодушии и с благодарением, но сколько ни убеждал, не мог убедить. После, возвратившись в скит, отец Варлаам с сожалением рассказывал о сем иеромонаху, впоследствии старцу, отцу Амвросию, приговаривая: "Добра-то было бы, добра-то сколько! И голод, и холод! Только бы терпеть с благодарением. Нет, не понимает старик дела, ропщет".

Имея, по слову святого Исаака Сирина, сердце, растворенное жалостью ко всякой твари, отец Варлаам при виде страданий не только человеческих, но и животных проливал обильные слезы, ибо, несмотря на свою внешнюю суровость, был прост и добр, как ангельское дитя. Рассказывал сожительствующий с ним послушник Иродион, впоследствии скитоначальник отец Иларион: "Увидит он, бывало, птичек в лесу и скажет: "Вот, бедные, хлопот-то им сколько, чтобы кормиться!". Или завоют волки - он и их жалеет: "Вот им холодно и поесть хочется, а где им пищи достать?" - и даже заплачет. Или видит - едет мужик в телеге и хлеб черный ест. "Вот, - скажет мне, - смотри, сухим хлебом питается. А мы? Наварят нам щей, каши, наготовят целую трапезу, и едим готовое. Древние отцы трудами снискивали себе пищу. Выработает и через несколько дней ест, да и то еще не все - чтобы оставить нищим. Жалостливы и сострадательны они были, а мы едим до полной сытости"". Впрочем, этими смиренными словами он только прикрывал свое крайнее воздержание.

Держась уединения и крайнего молчания, по слову, слышанному преподобным Арсением Великим: "Всех люби и всех бегай", отец игумен со всеми и всегда был миролюбив. Беседа же его была отрывистая и краткая от желания краткими словами выразить многое и сократить беседу. Уклоняясь по смирению вообще от учительства в случаях обыкновенных, он с радостью и готовностью спешил на помощь смущенному чем-либо брату, и беседа его действовала всегда успокоительно. Впрочем, и кроме таких случаев отец Варлаам не всегда уклонялся дать полезный совет какому-либо новоначальному брату. Вышеупомянутый послушник Иродион, как только еще начинавший монашескую жизнь, по мирской привычке сообщал иногда отцу Варлааму новости дня. "Придешь, бывало, к нему, - так он рассказывал, - начнешь передавать: "Батюшка! То и то я слышал, то и то я видел", - а отец игумен в ответ: "Что же от этого пользы-то? Лучше ничего не видеть и не слышать. Старайся чаще проверять свои мысли, свое сердце"". Такие и подобные замечания духовно-опытного старца служили для молодого послушника одним из средств приобучения к монашескому благочинию.

Всегда серьезный и сосредоточенный, отец Варлаам не прочь был иногда и шуточное слово сказать. Рыли в скиту колодезь на восточной стороне Предтеченской церкви. Тут вместе с другими стоял и скитский иеросхимонах Иоанн. Проходя мимо этого места, отец Варлаам остановился и начал говорить: "Ну, что вы тут роете? Древние святые отцы молитвой изводили воду". На это схимник сказал: "Эдакая право-да (поговорка отца Иоанна), поди-ка ты, изведи молитвой-то". - "Ну, мое дело подначальное", - ответил наскоро отец Варлаам, повернулся и ушел.

Интересно было видеть обращение простодушного, но по виду грубого отца Варлаама со смиренным и по виду, и по сердечному расположению скитоначальником, иеромонахом отцом Антонием (Путиловым). В конце 1839 года отец Антоний назначен был настоятелем Малоярославецкого Черноостровского Николаевского монастыря. Братия по обычаю приходили к нему прощаться. Пришел и отец игумен Варлаам, и пришел запросто, как был в лесу и рубил дрова, в простом старом полушубке и с заткнутым за пояс топором. Увидев его, смиренный отец Антоний, считавший настоятельство непосильным для себя бременем, сквозь слезы начал говорить (выговор у него был на "о"): "Простите, батюшка, помолитесь о мне, грешном". А отец Варлаам, вместо того чтобы посочувствовать скорбящему, неожиданно проговорил: "Да! Тут-то ты был свят, поди-ка там на юру-то поживи".

Затем, поживши несколько времени на новом месте в сане игумена, отец Антоний приехал в Оптину навестить своего брата, оптинского настоятеля отца игумена Моисея и прочих оптинцев, с которыми давно сроднился душою. При входе в скит первым попался ему на глаза отец игумен Варлаам, который сходил по приступкам с крыльца церковного, так как в церкви была служба и только что окончилась вечерня. Обрадовался отец Антоний, увидев почтенного старца отца Варлаама, и обратился к нему с обычным приветствием: "Здравствуйте, батюшка! Как ваше здоровье?". А суровый отец Варлаам отвечает по-суровому: "Нашел о чем спросить: как здоровье. Спросил бы: как Варлаам живет?". - "Простите, батюшка, Бога ради, - послышался плаксивый голос отца Антония, - я ведь монах-то штатный".

"Замечательно, - говорил нередко отец Варлаам, - что два помысла постоянно борют человека: или осуждение других за умаление подвигов их, или возношение при собственных исправлениях". Это одно показывает, как высоко было духовное устроение старца, ибо, по свидетельству отцов, зрение таких помыслов может быть только у истинных подвижников.

До самой блаженной своей кончины отец игумен Варлаам отправлял чреду священнослужения в скиту и соборно в монастыре. Любил по принятому в Оптиной пустыни обычаю в Страстную седмицу петь среди церкви светилен: "Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный". Назидательно было слышать, как отец игумен Варлаам своим старческим голосом изливал пред Господом скорбь души своей о своей греховности, взывая в то же время из глубины болезнующего сердца к милосердию Божию: "Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя".

В последний (1849) год своей жизни при наступлении праздника Рождества Христова он готовился на соборное в монастыре служение. Но вышло так: пошел он в монастырь к утрени, одет был не особенно тепло, а мороз был сильный. Ворота монастыря были еще не отперты, и потому отцу Варлааму пришлось несколько времени постоять на холоде, пока не отперли ворота. Старец продрог, но все еще имел силы во время утрени выйти на соборное величание. Затем внезапно он почувствовал, вследствие простуды, сильную слабость и тотчас отвезен был в скит, потом особорован и приобщен Святых Христовых Таин. После сего он уже не принимал земной пищи и лекарства и мирно отошел ко Господу на другой день праздника Рождества Христова 26 декабря в 12 часов ночи 73 лет от роду, а 27-го числа совершено соборное погребение его тела.

Памятником подвижнической жизни отца Варлаама останется в скиту на пасеке, на восточной стороне ограды, уединенная маленькая беседка, сколоченная им самим из досок, где безмолвнолюбивый старец, "тщася худшее покорити лучшему и плоть поработити духу", проводил без сна летние ночи в уединенной молитве и в крайнем утомлении принимал краткий отдых, сидя на малой лавочке, устроенной им в той же беседочке. Там на стенке и до днесь висят медные складни со святыми изображениями - свидетели тайных его воздыханий и обильных слез, которые обличали лишь веки глаз его, опухшие и лишенные ресниц.

По поводу кончины сего подвижника и еще нескольких пожилых оптинских монахов старец отец Макарий (Иванов) писал так:

"Жаль старичков, особенно отца Варлаама. Без них как будто пусто. Молодые хороши при старичках".

Из книги Вселенские Соборы автора Карташев Антон Владимирович

Из книги Мудрость дзэн. Сто историй пробуждения автора Клири Томас

Бывший настоятель Юрэн служил настоятелем в одном из храмов в Эдо, столице третьего сёгуната. Однако чтение биографий знаменитых священнослужителей древности настолько вдохновило его, что он принял решение оставить свой пост, чтобы отдать все силы духовному

Из книги Том 3. Слово о смерти автора Брянчанинов Святитель Игнатий

Первоклассный Валаамский монастырь Первоклассный Валаамский монастырь находится в Выборгской губернии Великого княжества Финляндии, на острове Ладожского озера. Он отстоит от Санкт-Петербурга водяным {стр. 373} путем на 260 верст, а сухим (чрез города Кексгольм и

Из книги Валаам автора Зайцев Борис

Валаамский вечер Мы долго бродили у монастырской решетки, под деревьями, над проливом. Сквозь листья краснел закат. Ладога под ним сизела. Лес зеркально отображался в проливе - сосны росли кронами вниз. Потом прошел белый пароходик из Сердоболя, сломал зеркало. Сосны в

Из книги Русские подвижники 19-ого века автора Поселянин Евгений

ОТЕЦ НАЗАРИЙ, ИГУМЕН ВАЛААМСКИЙ Отец Назарий, в миру Николай Кондратьевич, сын причетника села Аносова, Тамбовской губ., и жены его Мавры, родился в 1735 г.; на семнадцатом году ушел в Саровскую пустынь, в 1760 г. пострижен и в 1776 г. посвящен в иеромонахи. О. Назарий строжайшим

Из книги Русские святые автора Автор неизвестен

Варлаам, Игумен Печерский, преподобный Преподобный Варлаам, игумен Печерский, жил в XI веке в Киеве, был сыном знатного боярина. В доме своих родителей Варлаам получил доброе христианское воспитание и от юности отличался душевной чистотой. С юных лет Варлаам, посещая

Из книги Русские святые. Декабрь-Февраль автора Автор неизвестен

Тит, бывший воин, в Дальних пещерах почивающий Преподобный Тит был в миру воином и, отличаясь мужеством в сражении с неприятелем, был ранен в голову. Болезнь и язва головная заставили его отказаться от воинской жизни и избрать иноческую в Печерском монастыре. Здесь он всю

Из книги Русские святые автора (Карцова), монахиня Таисия

Преподобный Варлаам, Игумен Печерский (+ 1065) Память его празднуется 19 нояб. в день преставления, 28 сент. вместе с Собором прпп. отцев Киево-Печерских, в Ближних пещерах почивающих,и во 2-ю Неделю Великого поста вместе с Собором всех прпп. отцев Киево-ПечерскихБыл у вел. князя

Из книги Религия Креста и религия полумесяца: Христианство и Ислам автора Максимов Юрий Валерьевич

Преподобный Тит Печерский, бывший воин (XIV в.) Память его празднуется 27 февр, 28 авг. вместе с Собором прпп. отцев Киево-Печерских, в Дальних пещерах почивающих, и во 2-ю Неделю Великого поста вместе с Собором всех прпп. отцев Киево-ПечерскихПрп. Тит был в миру воином и

Из книги Золотые правила буддизма в притчах автора Норрис Майк

Святой Варвар (бывший разбойник) Сведений об этом святом столь мало, что неизвестно даже его настоящее имя. Родился он в конце VIII века, а жил в первой половине IX, то есть являлся младшим современником святого Абу. По происхождению он был также араб, рожденный и

Из книги Великие монастыри. 100 святынь православия автора Мудрова Ирина Анатольевна

Бывший вор Однажды вечером, когда Ситиро Кодзюн читал сутры, вошел вор с острым мечом и стал требовать или деньги, или жизнь. Ситиро сказал ему: «Не мешай мне, можешь взять немного денег в этом ящике». И он продолжал свое чтение. Через некоторое время он остановился и сказал:

Из книги Ввысь к небесам [История России в рассказах о святых] автора Крупин Владимир Николаевич

Спасо-Преображенский Валаамский ставропигиальный мужской монастырь Карелия, Сортавальский р-н.Валаамский монастырь издревле являлся оплотом православия на Севере Руси, славился высокой духовной жизнью, служил распространению христианства и монашества в окрестных

Из книги Избранное автора Зайцев Борис

Свято-Преображенский Валаамский монастырь Даты основания монастыря в различных источниках разные: IX, XII, начало XIV столетия. Так или иначе, всегда на северо-западе Руси стояла эта крепость - твердыня православия. Монастырь стоит на острове Валаам, в его северо-западной

Из книги СЛОВАРЬ ИСТОРИЧЕСКИЙ О СВЯТЫХ,ПРОСЛАВЛЕННЫХ В РОССИЙСКОЙ ЦЕРКВИ автора Коллектив авторов

Валаамский вечер Мы долго бродили у монастырской решетки, под деревьями, над проливом. Сквозь листья краснел зак ат. Ладога под ним сизела. Лес зеркально отображался в проливе – сосны росли кронами вниз. Потом прошел белый пароходик из Сердоболя, сломал зеркало. Сосны в

Из книги Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии автора Алмазов Борис Александрович

ГЕРМАН, преподобный Валаамский (см. Сергий и Герман).

Из книги автора

Преподобномученики Валаамской обители 34 прпмчч. Валаамских: Тит, Тихон, Геласий, Сергий, Варлаам, Савва, Конон, Сильвестр, Киприан, Пимен, Иоанн, Самон, Иона, Давид, Корнилий, Нифонт, Афанасий, Серапион, Варлаам, Афанасий, Антоний, Лука, Леонтий, Фома, Дионисий, Филипп, Игнатий,

Как будущему монаху успокоить своих родителей, желающих многочисленных внуков, из чего складывается строгий монашеский дух обители и почему нельзя торопиться с постригами? Журнал «МВ» беседует с архимандритом Варлаамом (Максаковым), игуменом Успенского Свято-Георгиевского мужского монастыря в Башкирии.

«Верую»

Отец Варлаам, еще 18 лет назад здесь ничего не было, а сейчас – статный, величественный монастырь. И Вы когда-то были просто гражданином Советского Союза, а теперь – игумен монастыря. Каким был этот путь?

Я родился в 1965 году в Башкирии близ города Мелеуз. Понятно, что мое детство проходило в знакомой многим советской, атеистической атмосфере. Просто собирать яйца на Пасху, тем более дарить их было чревато неприятными последствиями. Школьника за такое могли вызвать на линейку, публично отчитать. Это был, конечно, позор. Но, как ни странно, я не боялся такого позора и на Пасху – тайком, но без какого-то страха – ходил к родственникам, знакомым, поздравлял их.

Молитве меня никто не учил. Семья моя придерживалась традиционного праздничного календаря: Рождество, Пасха – все это как-то праздновалось, но в храм мы не ходили. Я же с детства тянулся к другой, духовной, жизни. Но как это было сделать? Книг не было, о Боге никто не говорил – это вообще было не принято в обществе, в храм бы меня никто не сводил. Но стремление оставалось...

Помню, на поминках бабушки пели молитвы – канон, 17-ю кафисму. Мне было 9 лет. Вот к этой молитве у меня появилась просто любовь. Я ее как-то особенно прочувствовал, хотелось ее тоже петь, но не знал слов. В силу возраста мне было неловко при взрослых даже перекреститься, хотя этого очень хотелось. Даже от мамы все это скрывал.

Очень любил ходить на кладбище. Там я перед крестами молился своей молитвой, тут же сам и сочинял, хотя многого и не понимал.

В армии – я служил в Ярославской области – нас повезли на дежурство. И вот там я впервые услышал колокольный звон – он доносился откуда-то издалека.

Это было что-то необыкновенное, звон будто бы переполнял меня. Хотелось туда полететь; жаль, крыльев не было...

Когда командир части отпустил меня в отпуск, я первым делом решил побывать в храме. Приехал в Москву и специально посетил храм Василия Блаженного на Красной площади. Это мой первый храм. И хотя он был недействующий, мне было достаточно просто в нем находиться, почувствовать его атмосферу.

После армии я решил опять посетить церковь, в Мелеузе. Встал вопрос, как это сделать. И я предложил маме: «Давай освятим пасху в храме». Она: «Хорошо. Я испеку – ты сходишь, освятишь». Это был первый «почти» прямой разговор о Церкви.

Потом у меня возникло желание петь в храме. Поосле одной службы подошел к певчим, спрашиваю: «Вы какую молитву пели сейчас?» Они: «Верую». Так вот я, чтобы выучить молитвы, купил в уфимском храме книжку «Закон Божий». Эта книга стоила тогда 70 рублей, а у меня зарплата была 120 рублей. Так я начал просто петь в храме, на службе.

У батюшки первое благословение брал, очень переживал, думал, как бы что не перепутать. Но рад был очень, что пою на клиросе, с нетерпением ждал воскресенья.

А меня в то время выбрали председателем профкома колхоза. И многие из моей деревни тоже в храм ходили – я же все-таки старался от них скрываться. Зайду в храм и быстро на клирос поднимусь. Односельчане меня видели, но им было неудобно спрашивать, я это или не я.

А потом настоятель отец Владимир предложил ехать к Владыке брать благословение на священническую хиротонию. Я еще даже маме не сказал, что на клиросе пою, а тут уже хиротония!

Говорю ей: «Знаешь, мам, я вот на клиросе пою...»

Она: «А мне ж все говорят, что видели тебя в храме, мол, поешь ты на клиросе! А я им все отвечаю: “Не он это, не он!.. “»

Приехали к Владыке, он благословил увольняться из колхоза. В трудовой книжке отметка стоит «Переведен в Казанскую Богородицкую церковь» и печать колхозная.

«Там все – мои родственники»

Какое было первое послушание?

Рукоположили во диакона, через месяц уже во священника. Это, конечно, очень скоро, очень быстро. Я был молодой, ничего не знал, не понимал. Назначили настоятелем Петропавловской церкви в селе Красный Ключ. Я ехал туда – просто слезы на глаза наворачивались. На месте стоял деревянный сруб, все прихожане – «полтора человека», спеть некому. Подходит ко мне как-то женщина: «Батюшка, можно я к вам в храм пойду песни петь?» Я говорю: «У нас в церкви не песни поют, а молитвы». Разумеется, не взял ее с таким настроем... А потом понимаю, что, действительно, петь некому, пошел к ней, она на торговом предприятии работала. Прихожу: «Петь пойдешь в храм?» Она говорит: «Батюшка, да как муж скажет...» В итоге Татьяна (так ее зовут) с этого предприятия уволилась, вот уже 25 лет в церкви на клиросе поет.

Вам еще нужно было храм восстанавливать?

Да. Сруб просто стоял – без окон, без дверей. А я к строительству никогда не имел никакого отношения. Потихоньку стал односельчан звать то полы сделать, то крышу. Всем миром делали. Кто бульдозер даст, кто машину, кто трактор. У меня было чувство, что там все мои родственники.

То есть все помогали, негативного отношения к Церкви не было? Это же все люди с советским воспитанием!

Да, как ни странно, не было. Ничего подобного. Все дружно помогали, и такой красивый храм, в конце концов, построили!

Ответ отца Наума

Как в Вашей жизни стала появляться мысль о монашестве?

Когда я еще в Мелеузе на клиросе пел, прихожане часто подходили ко мне, говорили: «Тебе надо монахом быть». А я даже не знал, кто они, эти монахи. Рукоположили меня во священники, принял я целибат. Планировал постриг принять. Надо было все маме как-то объяснить, она ведь не понимала всех этих тонкостей. Я ей пробовал намекать, что, мол, нет настроя жениться и вообще нельзя мне, уже рукоположен. Она меня не хотела слушать, это вызывало у нее резкий протест, возмущение! Я тебе, мол, уже и невесту нашла. Даже не знал, что делать... Но потом потихоньку градус ее негодования становился все меньше, а как-то раз она даже сказала: «Из троих сыновей (двое семейные) надежда есть только на того, что выбрал церковный путь», – подразумевая, что у меня все правильно сложится, без ненужных проблем и перипетий.

Мамы это сердцем чувствуют.

Самое интересное, что в итоге всех ее жизненных перипетий я ее постриг в монашество с именем Феодора. А ведь когда-то она говорила, что боится монахов. Папа тоже воцерковился, исповедовался, причащался. А братья мой монашеский выбор приняли сразу, даже разговоров никаких не было.

Еще был памятный случай, связанный с этим моим выбором. В 1991 году, еще до моей диаконской хиротонии и тем более пострига, мы с мелеузской делегацией приехали в Москву на перенесение мощей преподобного Серафима Саровского из Елоховского собора в Дивеево. Раз прибыли в столицу, решили заехать в Лавру к архимандриту Науму. А у него, как известно, всегда было много посетителей. В первый день не попали, на второй настоятель нашей церкви отец Владимир все же к нему пробрался и спрашивает: «Отец Наум, подскажите, что делать моему послушнику, – может, ему жениться?» Отец Наум отвечает: «Пусть женится, вот тут девушка есть, как раз замуж хочет». «А он вот не хочет жениться». – «Пусть учиться идет». – «А может, ему монашество принять?» – «Пусть принимает, если желание есть». Таков был ответ отца Наума. Конечно, я больше растерялся от его слов, потому что проблема-то осталась. А жили мы в столице у схимонахини Антонии, так вот мы к ней приезжаем из Лавры, а она мне говорит: «Примешь ты священнический сан, потом постриг в 30 лет. Родители будут против, но ты им скажешь, что они народили плоть, которая будет молиться за них. И поставь свечку перед иконой Богородицы «Скоропослушница» – Божия Матерь управит твои дела». Еще что-то говорила, но я тогда растерялся, не запомнил всего.

Ее слова сбылись?

Да, все так и было потом. Принял сан, в монашество постригся без 2-х месяцев в 30 лет. Родители, как я рассказывал, действительно были против. Думаю, схимонахиня Антония была человеком от Бога. Хотя тогда, в 91-м, я вообще не знал ее, мне даже слова ее напомнили много позже другие люди, свидетели того разговора.

«А ты чего мясо ешь?»

Но даже после всех этих событий сомнения в выборе оставались?

Сомнения были, конечно. Как-то владыка Никон приехал ко мне в храм в Красном Ключе, спрашивает: «Когда думаешь постригаться?» А я: «Не знаю, дайте, пожалуйста, подумать года два». Год прошел, опять спрашивает, а я еще времени прошу на размышления. Чувствую, что сердце в нерешительности, в переживании. Но при этом я уже приготовил себе четки, клобук, мантию, но никому никакого ответа не давал. А потом Владыка сам мне говорит: «Приезжай в епархию 16 августа, будешь постригаться». Это я воспринял как благословение свыше. Точная дата назначена.

Как готовились к постригу? Усилили пост, молитву?

Есть мясо я перестал почти сразу после хиротонии. Как-то на общей трапезе в епархии накладываю себе колбаски, а мне один монах – отец Игнатий – говорит: «А ты чего мясо ешь? Тебе ж все равно постриг принимать рано или поздно». С тех пор я от мяса отказался.

У нас монастырей в то время в епархии не было вообще. Но меня тянуло именно к монастырской жизни. Я и в деревне, в Красном Ключе, готовился к созданию будущего монастыря, мне даже несколько пустующих домиков пожертвовали.

Вагончик и баня

Но постепенно Промысл Божий направлял Вас в сторону «Святых кустиков».

Да. Одна бабушка из деревни Ежовка подарила мне книгу об этой обители. Прочитав, я уже не мог жить, как прежде – меня просто потянуло на это место. Я, естественно, приехал сюда. Тут поле да лес, пустынь. Но мне просто находиться здесь было приятно, благодатно.

На приходе я объявил о том, что на праздник Вознесения Господня здесь, в «Святых кустиках», будут совершаться богослужения. Много народу приезжало и до сих пор приезжает в этот день сюда.

Даже не думая, что здесь будет когда-нибудь монастырь, начал собирать разные сведения о бывшей обители. А бабушка, которая когда-то меня на клирос позвала петь, оказывается, окончила школу при этом Успенском монастыре, и у нее сохранились разные фотографии, документы, рассказывающие историю тех давних лет.

Однажды встретил здесь, в «Святых кустиках», одну бабушку из Красноуральска. Мы планировали вместе поехать приложиться к мощам Симеона Верхотурского. Поехать не получилось, но она мне прислала письмо, рассказала, что ей приснился сон, будто служу я среди лесов, среди холмов, во «Святых кустиках». Это было удивительно. Так постепенно я стал окончательно понимать, что жизнь моя связана именно с этим местом.

А в Уфе в это время возобновили Успенский мужской монастырь. С приходов собрали 7–8 монахов, но самой общины не сложилось, монастырской жизни не было. Меня туда определили экономом, а потом «Святые кустики» стали скитом этой обители, а я – его начальником. Женатый священник сюда бы вряд ли пошел – все-таки это пустынь. А я с радостью согласился, мне хотелось настоящей монашеской жизни.

Как зарождался монастырь? С чего все началось?

С вагончика, в нем жил летом. А зимовал в деревянной бане – хоть и маленькая, но собрать легко, протопить не проблема. Жители окрестностей дали и коров, и лошадей. Первое время молился тоже в вагончике. Но у нас климат суровый, зимой холодно, на молитве просто замерзали.

Первые благодетели меня спросили, чего требуется нашей молодой обители. Мне просить было неудобно. Я попросил пару мешков муки и крышу покрыть железом. А они: «Служи-ка ты лучше, отец, молебен на начало всякого доброго дела». Так началась масштабная стройка на этом месте. 13 единиц приехало сюда, гора просто гудела.

Первые мои помощницы были, естественно, бабушки, и я им благодарен за все их труды. Но когда было принято решение открыть здесь мужской монастырь, стало понятно, что женщинам здесь уже не место. И приходилось со всеми помощницами расставаться.

И как они встретили новость о том, что им надо уйти?

По-разному. Большинство не хотело уходить, а были и те, кого приходилось убеждать на протяжении долгого времени. Просто им здесь нравилось. Кроме того, они думали, что в будущем здесь будет организована женская обитель. Но организовали мужскую. Причем в другие женские монастыри никто уходить не хотел. Но порядок есть порядок. Сейчас в монастыре из женщин никто не трудится.

А как шло «строительство» монастырской братии?

«Строительство» началось с моего смирения. Люди должны были захотеть разделить со мной тяготы этой жизни, остаться здесь, в монастыре, без комфортных условий. Поэтому я должен был смиряться больше, чем они, приходилось с терпением и пониманием относиться к приходящим трудникам и братиям. Только примером собственного смирения можно зародить монашескую жизнь, показателем истинности которой является любовь между братией. Административными методами ее не построить.

Поначалу разные люди сюда приходили, даже бывшие заключенные. Они по своей культуре, образу мыслей были далеки от Церкви, тем более от монашества. Я хоть и называл их «братией», но чувствовал, что желаемого единства духа нет. И опоры на них не было – они были временными людьми.

Постепенно стали приходить люди, действительно ищущие спасения.

«Лучше один раз увидеть»

Как Вы устраивали этот порядок, ведь Вы же ни в каком монастыре до этого не жили, практическая сторона устройства Вам была неизвестна?

Да, не жил и опытно ничего этого не знал. Но я читал книги, в основном древних Отцов: «Добротолюбие», преподобного Феодора Студита.

Но, самое главное, я на Афон начал ездить, там монашеская традиция не прерывалась, поэтому я надеялся увидеть то, о чем пишут Отцы, своими глазами. Более того, я почти всю свою братию туда свозил, чтобы они сами увидели эту нетронутую монашескую жизнь, впитали в себя этот дух. Потому что как им объяснить на словах, какую жизнь мы хотим построить в нашей обители? Лучше один раз увидеть. Я на Святой Горе начал примечать все «мелочи»: во сколько братия встает, как идет на молитву, как себя ведет с паломниками, как проходит трапеза, сколько длятся монастырские послушания. Все это было важно.

Вы уже относительно долгое время управляете обителью. Какие уроки Вы извлекли из этих лет игуменства?

Нужно не забывать, с какой целью мы приходим в монастырь. В первую очередь, заботиться об исполнении монашеских обетов и не спешить. Особенно с постригами. В уставе написано, что искус должен быть 3 года. Значит, так оно и должно быть. Торопиться с монашеством, искусственно «ускорять» это решение – просто недопустимо. Человек должен созреть, а монах должен созревать в стенах монастыря.

У нас монашество все еще очень слабое. Из мира люди приходят искалеченные грехом, буквально доползают до монастырских ворот. Не успеет человек прийти в себя, познать устроение собственной души, как на него налагают чрезмерный груз хозяйственных попечений. Еще хуже, если монах вынужден выходить за стены монастыря и идти в мир. Его «загружать» многочисленными задачами внешнего характера пока преждевременно. В город его нельзя пускать: там на него обрушится лавина искушений, справиться с которыми ему не под силу.

У Вас по сравнению со многими другими монастырями достаточно строгий устав относительно пребывания женщин в обители...

Уверен, что это правильно. В мужском монастыре все должны делать сами насельники. Что это за монашество, если за монахов все делают «мамочки»? Как иноков воспитывать? При всем уважении вынужден признать, что женщины вносят свой дух в мужскую монашескую семью. От этого надо сохранять обитель, поэтому у нас ни на кухне, ни в «прачечной» никаких помощниц нет. Свой дух, свою атмосферу мы стараемся оберегать.

«Неужели обратно?»

По поводу хозяйства. Какую тут стратегию выбрать: больше производств, если средства позволяют, или меньше?

Никакой специальной стратегии нет. Она и не должна быть у монахов, это не его, монаха, дело – экономические стратегии вырабатывать. Главное – молиться. Господь Сам даст, сколько тебе надо, Сам вложит тебе в сердце нужную мысль. Труд важен, но он лишь одно из средств к воспитанию души. Все силы, все свежие силы нужно отдавать Богу. И «Той тя препитает». А монахи – они как птицы Небесные. Какие у них попечения?

Монастырь и мир – какой Вы видите «формулу» их взаимодействия?

Сейчас этот вопрос вдруг стал проблемой, обсуждают его часто. На Афоне, например, я не вижу, чтобы это было проблемой. На Святой Горе монахи занимаются главным делом – прославлением Господа своей евангельской жизнью. Мир сам приходит к ним и учится у них воплощению христианских идеалов. А монахи эту жизнь являют во всем своем облике: в одежде, в походке, в интонациях голоса. Миряне видят это и «вкушают» монастырский дух. Получать духовную пользу паломники должны через участие в монастырских службах, Таинствах исповеди и Причастия от Самого Господа. В этом я и вижу главное направление взаимодействия с миром. Мы же, монахи, от мира отреклись. Неужели нам обратно в мир возвращаться?