Во что верят христиане

«Дети! последнее время. И как вы слышали, что придет антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы и познаем из того, что последнее время. Они вышли от нас, но не были наши… Впрочем, вы имеете помазание от Святого и знаете все» (1Ин. 2:18–20).

«Просто христианство» Клайва Стейплза Льюиса

Само понятие «просто христианство» (Mere Christianity) было разработано в цикле радиобесед и одноименной книге известного христианского апологета и писателя, англиканина по вероисповеданию Клайва Стейплза Льюиса (1898–1963) во время Второй мировой войны. С его легкой руки оно приобрело чрезвычайную популярность в послевоенные годы. В работах Льюиса «просто христианство» определяется, обосновывается и излагается как последовательная целостная концепция. Однако впервые эта знаменитая ныне формула появляется за три века до Льюиса. Она была высказана крупнейшим пуританским мыслителем, проповедником и писателем Ричардом Бакстером (1615–1691). Заимствовав чужую формулу, Льюис наполнил ее своим содержанием. Если для пуританина Бакстера «просто христианство» означало собственно библейскую веру, как он ее понимал, то для англиканина Льюиса это понятие было и шире и уже одновременно.

Под «просто христианством» он понимает «христианство общепринятое», то есть ту «веру, которая была общей и единой почти для всех христиан на протяжении всех времен». Именно в этой вере Льюис усматривает саму «сущность христианства», сравнивая ее «с залом, из которого двери открываются в несколько комнат». Под комнатами он подразумевает различные христианские традиции. Вместе с залом комнаты составляют единый дом - единое христианство. Жители этого дома в основном исповедуют единую веру, живут по единым правилам, они «по-настоящему близки друг другу - по духу, если не по доктрине». Льюис убежден, что «в центре каждой общины стоит что-то или Кто-то, Кто, вопреки всем расхождениям во мнениях, всем различиям в темпераменте, всем воспоминаниям о взаимных преследованиях, говорит одним и тем же голосом».

Сам вопрос о значимости вероисповедных отличий между христианскими направлениями Льюис считает спорным, относя его решение к сфере богословских мнений. Он сознательно устраняется от агитации за какую-либо из христианских деноминаций, хотя и не скрывает своей собственной конфессиональной принадлежности. Чтобы не оттолкнуть людей от христианской веры, Льюис умышленно уходит от обсуждения тех вопросов, которые разделяют христиан, и говорит лишь о том, что их объединяет.

Автор «Просто христианства» подчеркивает, что его изложение «сущности» христианства не является «какой-то альтернативой вероисповеданиям существующих христианских церквей». Для него «просто христианство» - это не особая христианская практика и теория, не направление христианства, но те вероучительные истины и правила жизни, которые объединяют всех христиан независимо от их конфессиональной принадлежности: представления о добре и зле, бытие Бога Творца, вера в Троицу, в Спасителя Иисуса Христа, следование Его заповедям. Главная цель Льюиса - дать представление о христианстве общепринятом, объяснить и защитить его. Он надеется, что, с одной стороны, это будет способствовать обращению к христианству неверующих (атеистов, скептиков, агностиков, нигилистов), а с другой, поможет в деле воссоединения разрозненных христианских конфессий.

Льюис, прежде всего, обращает свою проповедь к людям ищущим, еще находящимся в пути и не достигшим цели; говорит с теми, кто ему наиболее близок. Ведь и сам Льюис был таким ищущим человеком, неудовлетворенным тем положением, в котором пребывал. Согласно его биографии, вначале он довольно долго был атеистом, затем стал англиканином, незадолго же до смерти сблизился с католичеством: уверовал в молитвы за усопших, в чистилище, регулярно исповедовался в грехах католическому священнику, в конце получил католическое причастие по последнему обряду 16 июля 1963 г. Так Клайв Льюис, наконец, нашел свою последнюю комнату в едином общехристианском доме.

Итак, «просто христианский» проект Льюиса имеет весьма многоадресную и многоплановую направленность - просветительскую, апологетическую, миссионерскую, экуменическую… Этот проект стал своеобразным ответом на глобальные вызовы секуляризации второй половины ХХ в. вплоть до сегодняшнего дня. Именно нарастание секуляризационных процессов в обществе во многом стимулировало стремление к межхристианскому и даже межрелигиозному единству перед лицом обезверившегося безумного мира.

Предназначенное изначально для христианской и нехристианской аудитории Запада, «просто христианство» Льюиса перешагнуло далеко за границы западного мира, приобретя поистине вселенские масштабы. За семьдесят лет своего существования эта концепция не только стала известной и чрезвычайно популярной, но также воплотилась в массовую общественную практику, претерпев значительные трансформации, о которых ее автор, возможно, даже и не думал. С «просто христианством» Льюиса в истории случилось то, о чем в свое время сказал Федор Иванович Тютчев: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется».

Актуальность творчества Клайва Льюиса для апологетики

Как же отозвалось слово Клайва Стейплза Льюиса в истории? Истинен ли с православной точки зрения его апологетический подход? Насколько плодотворной была реализация его миссионерского проекта? Несет ли он ответственность за его последствия? Сегодня, когда можно насчитать три поколения людей, воспитанных на творчестве Льюиса, вполне уместно задуматься над этими вопросами…

Прежде всего, следует отметить, что литературные произведения Клайва Льюиса знают и любят во всем мире не только благодаря многомилионным книгоиздательским тиражам, уже далеко перевалившим за сто миллионов, но и многочисленным киноэкранизациям. Массовый мировой прокат последних, кстати, сам по себе наталкивает на размышления. Ведь современная киноиндустрия - это не только сфера развлечений, но, главным образом, мощнейшее по влиянию и глобальное по масштабу орудие идеологической обработки массового сознания и манипуляции, орудие, используемое в своих интересах финансовой и политической элитой Запада. Во многом благодаря и ее стараниям, Льюис является, пожалуй, самым известным христианским апологетом ХХ в.

Известность художественных образов и идей писателя предоставляет дополнительные возможности для проповеди в постмодерновой массовой культуре. Поэтому его творческое наследие весьма активно и плодотворно используется в современной христианской апологетике, миссионерстве, публицистике… Такие работы как «Просто христианство», «Письма баламута», «Расторжение брака», «Бог на скамье подсудимых», «Человек отменяется», «Проблема боли», «Чудеса» и др. вошли в сокровищницу апологетический мысли ХХ в., стали ее классическим наследием, одними из важнейших пособий для современной проповеди. Льюиса серьезно изучают в духовных учебных заведениях различных христианских конфессий; на основании исследования его богословских и литературных трудов защищаются научные богословские работы.

Среди известных православных миссионеров трудно найти человека, который бы не использовал труды английского апологета в своей проповеднической деятельности. Митрополит Каллист (Уэр) в своей статье «Можно ли считать К. С. Льюиса «анонимным православным»?» отмечает, что «православные христиане очень любят Льюиса. Есть книжные магазины, где продают только православные книги, с одним исключением: Льюис. Есть и строго конфессиональные священники, которые учат катехуменов по трактату “Просто христианство”». Отвечая на поставленный в заглавии вопрос, митрополит Каллист приходит к выводу: «Льюис видит и выражает христианскую истину так, как мог бы видеть и выразить ее православный христианин. Исходит он из западных предпосылок, но снова и снова приходит к православным выводам. Апофатическое чувство сокровенности Бога, учение о Христе и о Троице, взгляд на тварный мир и на личность выражены в понятиях, которые близки восточному христианству. Поэтому он вполне имеет право на имя «анонимного православного”».

Однако еще при жизни писателя его литературные произведения критиковали за недопустимую мифологизацию христианства, выражающуюся в облечении евангельских идей в чуждые языческие одеяния - формы и образы. При этом яркий, богатый, завораживающий мифологический мир Льюиса многими воспринимается сам по себе вне какого-либо отношения к христианству. Для таких читателей художественные образы писателя перестают быть просто плодом воображения и превращаются в сферу захватывающих ролевых игр, некоторыми же воспринимаются как сама истинная реальность, в которую они целиком погружаются и живут. В этом случае можно говорить о льюисомании или даже некой квазирелигиозной практике - вере в мир Льюиса. Кроме того, негативной чертой его литературного творчества является множество сцен физического насилия и жестокости, особенно в романах и сказках.

Широкое использование сказочно-мифологических форм можно объяснить тем, что Льюис в целом был сторонником теории прогрессивного развития истины: сначала в форме мифа и лишь потом - в форме Истории. «С документальной стороны истина сначала появилась в мифологической форме, а затем, после долгого процесса конденсации и концентрации, воплотилась, наконец, в виде Истории» («Чудеса»). Исходя из этой ложной теории, английский апологет разделял ряд идей критики Ветхого Завета. В частности, отрицал буквальное понимание многих ветхозаветных чудес, сомневался в исторической достоверности Книги Иова, негативно оценивал многие псалмы, даже называя некоторые из них диавольскими, признавал авторство Давида только за 117-м псалмом. Между тем, эти критические положения относительно Ветхого Завета противоречат ясным указаниям Христа и Апостолов в Завете Новом. Судя по всему, Льюис также был убежденным эволюционистом в своем понимании происхождения мироздания. Видимо, во всем этом проявилась его зависимость от полученного светского образования и интеллектуальной среды, а также почти полное отсутствие святоотеческого влияния. Тот же митрополит Каллист (Уэр) отмечает, что «Льюиса очень мало интересовали Отцы», на которых он почти не ссылался в своих книгах, за исключением разве что блаженного Августина.

Показательно, что даже в протестантской среде богословские взгляды Клайва Льюиса при всей их популярности встретили достаточно обоснованную критику. В этом плане весьма полезно ознакомиться с аналитическими работами умеренного кальвиниста Нормана Л. Гайслера и баптиста Игоря Колгарёва .

Осторожно : «просто христианство»!

До появления концепции Льюиса в середине ХХ в. не было ни «просто христианства», ни «просто христиан» как самостоятельного религиозного явления. Были или православные, или нехалкидониты, или католики, или протестантские деноминации. И только после Первой и Второй мировых войн, после целого ряда кровавых революций и страшных потрясений, в условиях форсированного нарастания глобализации и как ее (глобализации) религиозной составляющей собственно возникает и активно развивается «просто христианство» как некая особая христианская теория и практика.

Сегодня о «просто христианстве» уже вполне уверенно можно говорить как о пусть и организационно аморфном, но сформировавшемся, отдельном, достаточно целостном течении, которое представляет собой альтернативу традиционным христианским направлениям и конфессиям. «Просто христианство» стало фактически ещё одной христианской деноминацией.

Своим выдающимся литературным и публицистическим талантом Льюис скорее вольно, чем невольно обеспечил мощнейшую идеологическую поддержку этому новому движению среди христиан. Поэтому он в большой степени несет ответственность за возникновение, развитие и усиление «просто христианства» как особого религиозного движения. Хотя его и нельзя назвать непосредственным основателем и родоначальником этого течения, однако для многих и многих «просто христиан» он является главным вдохновителем и выразителем их жизненной позиции.

Что же конкретно представляет собой современное «просто христианство»? Каковы его формы и разновидности?

Сразу же отметим, что характерной особенностью этого движения является отсутствие какой-либо организационной структуры, иерархии, руководящих органов. И в целом, и в своих частных разновидностях «просто христианство» с точки зрения традиционных, четко институализированных христианских направлений является принципиально аморфным, дезорганизованным и индивидуализированным. Если для первых это обстоятельство явно свидетельствует о еретическом характере «просто христианства», то его наиболее последовательные представители именно за это рассматривают его как христианство истинное, изначальное, оценивая крайне негативно все «организованные» формы христианства как отступления от учения Христа. В рамках «просто христианства» можно выделить ряд форм, которые отличаются по степени соответствия идейной сущности этого направления.

Во-первых, следует выделить некое «ложное просто христианство». Очень часто во время своей проповеди сектанты, фактически принадлежащие к какой-либо конкретной протестантской конфессии, называют себя «просто христианами», скрывая свою конфессиональную принадлежность. Это делается целенаправленно, чтобы не оттолкнуть, но привлечь и завлечь человека в свою общину. Таким образом, в своей миссионерской деятельности такие «просто христиане» используют лукавые приемы замалчивания и обмана, что само по себе указывает на их псевдохристианский характер.

Второй вид «просто христианства» можно определить как «просто христианство внеконфессиональное и ищущее».

Вы верующий?

Да. Православный.

Я тоже. Только я не знаю, какой…

Этот недавно состоявшийся диалог - яркий пример такой позиции. Ее представители уже считают себя верующими, христианами, но еще не могут определиться, какими христианами им нужно быть, к какой христианской конфессии примкнуть. Они не удовлетворяются своим абстрактным и размытым «просто христианством», достаточно ясно понимают ущербную анормальность своего положения и потому стремятся к выходу из него. Слава Богу, эти люди осознают, что только «просто христианства», только индивидуальной веры во Христа без принадлежности к общине Его учеников мало, чтобы быть с Ним. Такие сознательные «недостаточно христиане» еще в пути, в поиске Истины. Чтобы разобраться и принять решение, они ходят в разные христианские общины, сравнивают их между собой. Дай Бог, чтобы такие люди стали чадами Православной Церкви и обрели Истину. Дай Бог, чтобы мы, православные, не оттолкнули и помогли им сделать правильный, вернее, праведный выбор - выбрать жизнь, а не смерть, истину, а не ложь, свет, а не тьму, Бога, а не диавола.

Третьей формой «просто христианства» является «экуменическое внеконфессиональное просто христианство». Внеконфессиональные «просто христиане» также называют себя «свободными», «неденоминационными», «евангельскими», «библейскими», «протестантскими», «прогрессивными», «модерными», «неохристианами», «христианами без названия». Они вполне удовлетворены своим внеконфессиональным положением, считают его не менее и даже более нормальным, чем положение конфессиональных христиан; убеждены в истинности своего христианства, хотя и не осуждают христиан, принадлежащих к каким-либо христианским общинам. Для них человек является христианином, независимо от его вовлеченности или не вовлеченности в какие-либо церковные структуры. Главное не это. Это как раз абсолютно не существенно. Главное - личная, жизнь по совести с опорой на свой личный опыт, свое личное понимание христианства. Такие «просто христиане» уверены, что для спасения достаточно иметь «Бога в душе» и не важно, к какой христианской общине ты принадлежишь и принадлежишь ли вообще. Суть христианства для них состоит как раз в том, чтобы быть «выше» межконфессиональных разделений.

Эта разновидность «просто христианства» исторически сформировалась в лоне либерального протестантизма и экуменизма, под их определяющим влиянием. «Экуменическое просто христианство» является закономерной формой развития протестантизма с присущими ему религиозным антропоцентризмом, субъективизмом, индивидуализмом, отрицанием авторитета и Предания Церкви. Исходные протестантские принципы «только вера», «только Писание», «только благодать», «только Бог» в итоге свелись к одному - «только человек», вернее, «только человекобог». «Земные перегородки не достают до неба, - убеждены экуменисты. - Надо говорить о том, что нас объединяет (вера во Христа), и считать несущественным то, что нас разъединяет (конфессиональные разногласия)».

Очевидно, что идеология «экуменического просто христианства» вполне согласуется с западным секулярным сознанием и культурой, их антропоцентрическим гуманизмом, либерализмом, демократизмом, плюрализмом, мультикультурализмом, толерантностью, релятивизмом, нигилизмом. В этой культуре утрачено само понятие об универсальной истине, признаются лишь частные мнения и точки зрения, выработан своеобразный тоталитарный этикет терпимости - недопустимо обсуждать отличия между людьми, конфессиями, религиями, мировоззрениями, аморально претендовать на истину, стремиться к ней, ведь так можно задеть, обидеть, оскорбить тех, кто ее не признает.

По сути, экуменическое движение является «христианской» оберткой современных глобализационных процессов, глобализацией для христиан. Идеологической основой экуменизма является «теория ветвей» (Branch theory). Согласно ей, Церковь Христова подобна единому древу, стволом которого является общая для всех христиан вера во Христа, а ветвями - существующие в истории христианские конфессии. Все верующие во Христа, независимо от конфессиональной принадлежности, принадлежат к Его Церкви. Все расхождения между ними обусловлены лишь исторически, содержательно относительны и потому неважны. Все христиане одновременно правы по сути и неправы в частностях. Поэтому не нужно спорить, не нужно никого из христиан переубеждать, никого из них обращать, не должно быть никакого прозелитизма. Все наши миссионерские усилия должны быть направлены на неверующих и только на них.

В либерально-экуменической среде также чрезвычайно популярна «теория рекапитуляции» –учение о всеобщем возвращении к Богу и спасении всех отпавших от него творений, не только людей, но и падших духов во главе с диаволом. «Бог есть Любовь» (1Ин. 4:8), - любят повторять либералы слова «апостола Любви» Иоанна Богослова и лукаво поясняют: Любовь беспредельная, безусловная, никого не осуждающая, всепрощающая, всех спасающая. Бог всех любит и потому всех простит и помилует, независимо от того, как человек верует и верует ли вообще, независимо от того, как человек живет, желает он спастись или нет. В этом контексте все нехристиане, вопреки их личному мировоззренческому выбору и самоидентификации, считаются «анонимными христианами» - христианами не по названию, не по вере во Христа, однако же - по существу. На этом радужном фоне православные, хранящие верность церковной Традиции, предстают угрюмыми, отсталыми, замкнутыми, никого кроме себя не любящими традиционалистами, фанатиками и врагами прогресса.

Кстати, к мысли о неком «всеспасающем всехристианстве» с присущей ему ненавязчивостью подталкивает и сам Льюис, когда пишет: «Если вы христианин, то не следует думать, что все религии целиком ошибочны… Если вы христианин, то вы можете предположить, что во всех религиях, даже самых странных, есть крупица истины» («Просто христианство»).

Примечательно, что первой формой «теории ветвей» было учение о внутреннем единстве трех апостольских церквей - англиканской, римо-католической и Православной. Эта концепция была сформулирована уже в 1830-х гг. в недрах известного Оксфордского движения, представители которого принадлежали к Высокой церкви (high church) Англии и выступали за восстановление традиционных аспектов христианской веры, их включение в англиканскую литургию и богословие. К этой же Высокой церкви относил себя и Льюис. Впоследствии, с возникновением и развитием экуменического движения в ХХ в., «теория ветвей» была значительно переосмыслена в широком либеральном духе: количество «ветвей» единого христианского «дерева» было расширено на все существующие христианские организации.

Как видим, экуменический вариант «теории ветвей» почти полностью совпадает с концепцией Льюиса о христианстве как едином доме, состоящем из зала («христианства вообще») и множества комнат (частных видов христианства). По аналогии с «теорией ветвей» позицию Льюиса можно определить как «теорию комнат» (Room theory). Все отличие между этими теориями состоит разве что в наличии радикальных сотериологических выводов, которые откровенно и последовательно делаются в первой и молчаливо подразумеваются во второй. Таким образом, экуменическое «просто христианство» и по духу и по форме является разновидностью, генетически наиболее связанной с концепцией «просто христианства» Клайва Льюиса.

К «экуменическим простохристианам» примыкают и «просто христиане», которые парадоксально совмещают свои «просто христианские» убеждения с декларированием своей конфессиональной принадлежности. Для таких христиан не составляет проблемы одновременно называть себя «просто христианами» и римо-католиками, «просто христианами» и «баптистами», «просто христианами» и лютеранами, или даже больше - относить себя чуть ли не ко всем христианским вероисповеданиям одновременно. Таким образом, четвертый вид «просто христианства» можно определить как «просто христианство синкретическое».

Последней и крайней разновидностью «просто христианства» является «радикальное внеконфессиональное просто христианство». В отличие от экуменических «просто христиан» радикальные «просто христиане» резко противопоставляют внеконфессиональное и конфессиональное христианство. Они принципиально отрицают христианский характер конфессионального христианства как такового. Для них конфессиональное христианство –ересь, извратившая саму суть благовестия Христова. Поэтому истинный христианин не может принадлежать к какой-либо из существующих конфессий, более того, он обязан верить исключительно индивидуально и самостоятельно, руководствуясь только своей совестью и разумом, отвергая любые организационные формы, не создавая и не входя ни в одну из них.

Как видим, радикальное «просто христианство» имеет ярко выраженный атомарный, индивидуалистический, анархический, агрессивный характер. Просто христианские радикалы уходят от Льюиса дальше всех его почитателей. Если он не противопоставлял, но пытался соединить все христианские общины в едином христианском доме, то для них этот дом состоит лишь из одной комнаты, разделенной на множество закрытых индивидуальных кабинок.

Рассмотренные разновидности «просто христианства» при всех их разногласиях представляют собой достаточно целостную альтернативу традиционным христианским направлениям. Для сознания и практики «просто христиан» свойственно «широкое», «свободное», реформаторское отношение к христианской традиции, доходящее до революционного отрицания самой ее жизненной сердцевины - литургического и догматического Предания Церкви. Бескомпромиссная верность этому Преданию и нежелание православных «проще» смотреть на вещи расцениваются как проявления мракобесия, мрачной средневековщины, ретроградства, инквизиции… Таким образом, бесцерковное, адогматическое «просто христианство» бросает вызов Церкви, самому Ее существованию, ставит перед Ней основной, шекспировский вопрос: Быть или не быть?!

«Просто христианство» и Православие

Главный вопрос, который ставит перед православными христианами концепция «просто христианства» Клайва Льюиса: можно ли быть христианином вне Церкви? Согласно Льюису - можно. Согласно многим его почитателям и последователям - не только можно, но и нужно. Согласно же учению Христа и Его Православной Церкви - никак нельзя.

Собственно сам Льюис о Церкви почти не говорит. Он главным образом говорит о христианстве - христианстве вообще. Однако, «просто христианство» Льюиса - это лишь его личное обобщение, придуманная им теория. В реальности же никакого «христианства вообще» никогда не было, нет и быть не может.

Благодаря воплощению Сына Божия, крестным страданиям и смерти Христа, Его Воскресению и Вознесению, благодаря Сошествию Святого Духа, было, есть и пребудет до конца времен одно истинное Христианство - Единая, Святая, Соборная и Апостольская Православная Церковь. Христианства нет без и вне Православной Церкви. Христианство и есть Православная Церковь и ничто иное. «Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец», - свидетельствуют святые отцы.

Истинный христианин - лишь тот, кто умом, сердцем, всей своей жизнью принимает все то, чему учит святая Православная Церковь, кто смиренно склоняется перед Ее Божественным авторитетом. Тот же, кто ни во что вменяет Ее Богодухновенное учение, правила и установления, кто проповедует спасение помимо Православной Церкви, тот явно противится Духу Святому и подпадает под осуждение Самого Господа: «Если и Церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мыта́рь» (Мф. 18:17). «Как прежде мы сказали, - учит Апостол, - так и теперь еще говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема» (Гал. 1:9).

Таким образом, все прочие религиозные направления и общины, именующие себя «христианскими», - суть ложные еретические образования, псевдохристианские по сути. Таким же является и «просто христианство», имеющее еретический либерально-экуменический характер, самим фактом своего существования стремящееся, как минимум, нивелировать Божественную исключительность Православия, низвести Его до уровня одного из множества христианских направлений, как максимум же, - подменить Церковь собой. Итак, под «просто христианством», в каких бы привлекательных обличиях оно не представало, скрывается неверное представление о Церкви.

Сегодня мы воочию видим ужасающие плоды такой «простохристианизации» сознания и жизни. Для большинства современных людей, в том числе и формально числящихся «православными», Православие - не более чем одно из многих существующих в мире исповеданий, равнозначащее, а потому и равноправное со всеми другими; по их мнению, православное вероучение и нравственность, по сути, ничем не отличаются от доктрин и морали иных христиански конфессий, и вся разница между ними заключается якобы в одних только обрядах. Из этих ложных посылок делается вполне последовательный вывод: так как «обряды - вещь второстепенная», то «все равно, к какому вероисповеданию принадлежать, лишь бы веровать в Бога и быть хорошим человеком».

«Но ведь и много православных читают и любят Льюиса, - возразят нам. - Многие благодаря знакомству с его произведениями собственно и стали православными. А скольких он уберег от ухода из Церкви. Как же можно считать его “просто христианство” нехристианским учением?!»

Прежде всего, следует сказать, что в Церковь человека всегда приводит только Бог и только Он заботится о нем в Церкви. Не Льюис и никто другой. Чтобы человек уверовал, Господь промыслительно использует самые различные обстоятельства его жизни, самые различные средства, самых различных людей, самые различные книги, обращая даже откровенно злые из них ко благу и спасению заблудшего. Это никак не оправдывает грех и зло, но лишь являет величайшую премудрость и бесконечную любовь Божию к Своему творению.

Сам по себе Льюис не ведет к Православию. Он никогда и не ставил перед собой такой цели и вообще весьма мало интересовался Православной Церковью. Верно следуя проповеди английского апологета, без просвещения светом Христовой благодати, человек может лишь прийти к некому абстрактному представлению о христианстве вообще, к некому неопределенному, подвешенному, проблемному состоянию «просто христианства». Далее такой «верующий» сам для себя должен решить: удовлетворяет его такое «просто христианство» или нет. Если да, то он остается при своем личном, приватном «просто христианстве», которое может варьироваться от мягко экуменического или синкретического до жестко радикального. Если же ему этого недостаточно, он будет продолжать свой поиск Истины. И дальше пребывая под обаянием Льюиса, ищущий человек будет склонен из множества христианских конфессий выбрать, скорее всего, англиканство или какую-то иную разновидность протестантизма, которые ближе всего по духу автору «просто христианства». Если же он так и не сможет разобраться и разуверится в успехе своего поиска, то и вовсе может отойти от христианства, перестанет им интересоваться, после чего может обратиться к другим религиям или же снова станет атеистом или агностиком.

Чтобы поиски человека увенчались обретением Истины, нужна проповедь апостольской святоотеческой веры, непреложно сохраняемой исключительно в Православной Церкви. Православные апологеты должны знать и использовать Льюиса, но не для того, чтобы им восторгаться и его рекламировать, возводя чуть ли не до статуса отца Церкви. Мы должны знать «просто христианство» Льюиса, чтобы помочь людям не попасть под его пагубное влияние или освободиться от него.

Придя в Православие, человек должен оставить Льюиса в прошлом и руководствоваться уже не его субъективными представлениями, а догматическим учением Церкви. К сожалению, многие, придя в Церковь, так и не смогли освободиться от влияния Льюиса и продолжают смотреть на Нее через его «просто христианские» очки.

Православное просто христианство?!

Очевидно, что православные не могут быть «просто христианами», поскольку православная вера «во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь» несовместима с либеральными экуменическими представлениями. Однако, как ни странно, сегодня встречаются люди, считающие себя сначала «просто христианами», а потом уже православными. Формально такие люди исповедуют православный Символ веры, реально же убеждены, что надо быть выше исторически обусловленных конфессиональных традиций. Вопреки церковному вероучению, они самоуверенно заявляют, что в выражениях «православное христианство», «католическое христианство», «протестантское христианство» главное и первичное - существительное «христианство», прилагательные же «православное», «католическое», «протестантское» - второстепенны, относительны и подчинены христианству вообще. Конфессиональные определения ни в коем случае якобы не должны выпячиваться, ставиться на первое место и тем самым затемнять, подменять собой исконное «просто христианство». По убеждению таких «просто христиан» чрезмерная привязанность к конфессиональной специфике мешает верному следованию за Христом.

Иногда во всеуслышание объявляется, чаще же всего молчаливо подразумевается, что бескомпромиссное стояние Апостолов и Святых отцов в полноте евангельской истины устарело и несовременно; что Боговдохновенные отцы Церкви актуальны лишь для своего времени, а не на все времена. Подчеркивается, что они богословствовали под прямым и определяющим влиянием философии своего времени. Сегодня же, в эпоху глобальных либерально-демократических преобразований, трансформации массового сознания, мировоззренческого плюрализма и научно-технической революции к Отцам следует относиться свободно, избирательно и критично, не как к Богопросвещенным учителями и наставникам, но как к историческим собеседникам. Их учение можно и нужно деконструировать, руководствуясь образцами и методологией современной постмодерновой мысли.

Сегодня необходимо создать новое современное православное богословие, - заявляют они, - богословие, использующее методы и язык современной философии (экзистенциализма, персонализма, философии диалога, постмодернизма) и гуманитарной мысли (психологии, социологии, истории и проч.). В этом православные богословы должны-де брать пример с современного католического, протестантского, экуменического богословия, в котором широко открыты двери для методологии современного мирского знания. Православное богословие должно-де, наконец, преодолеть свою консервативную закрытость к внешнему миру, открыться и вести диалог с современной западной мыслью, всячески ей подражать, максимально привлекая наработки западной философии и гуманитарных наук. Необходимо, чтобы богословие фактически стало одной из гуманитарных наук, вошло и интегрировалось в систему современного университетского знания, науки и образования.

«Православные просто христиане» пытаются реформировать, модернизировать, обновить, оживить, либерализировать Православие, превратить его из догматичного, консервативно-отсталого в прогрессивное направление, идущее в ногу со временем и со всеми другими христианскими деноминациями. «Православные» либералы выступают за женатый епископат и второбрачие священников, упразднение монашества и постов, сокращение богослужения и его перевод на современные разговорные языки даже тогда, когда наличествуют веками освященные и понятные при незначительном усилии переводы, новый календарь, упразднение особой одежды для духовенства, отказ от «устаревших» канонических постановлений, обновление канонического порядка Православной Церкви в соответствии с требованиями современной жизни. В этом плане особые надежды модернисты возлагают на проведение т.н. Восьмого Вселенского Собора, который, по их мнению, должен узаконить предлагаемые нововведения. Однако все эти «прогрессивные» реформаторские проекты, по сути, парадоксальным образом ведут не к развитию Богооткровенного Православного Предания, но к его упрощению, урезанию, примитивизации, либерализации, деконструкции и разрушению.

Идя далее, «православные просто христиане» ради некоего чистого и незамутненного христианства призывают все поместные Православные Церкви вслед за своей конфессиональной характеристикой отказаться и от какого-либо смешения с этнической, культурной, цивилизационной сферами, то есть от вовлеченности в исторические земные процессы вообще. Однако концепция христианства, полностью очищенного от какой-либо культурно-исторической воплощенности, является антиисторичной фантазией и утопией. По своему происхождению и содержанию эта концепция является типично реформаторской; по своему характеру и следствиям - антицерковной, что доказывает история всего «цивилизованного мира». Представители «православного просто христианства», по сути, призывают Православную Церковь к радикальному уходу из мира, к своеобразному сектантству, закопанству с либеральным лицом. По их мнению, Церковь должна уйти и всецело отстраниться от политики, экономики, права, всех основных сфер социально-культурной жизни, отдать все актуальнейшие вопросы развития современного общества на откуп светским институтам и ограничиться исключительно проповедью Евангелия Христова в сфере личной, самое большее, семейной жизни. Такая приватная идеология ведет к отказу от всепреображающей, всеосвящающей миссии Православной Церкви, исполняемой Ею уже более двух тысяч лет. Поэтому так называемое «православное просто христианство» является смертоносным фактором существования Православной Церкви, который стремится разрушить Ее изнутри. В появлении и распространении «просто христианства» как особого религиозно-социального феномена ярко проявляется апостасийная тенденция современности.

В отбрасывании «православными просто христианами» всех зрелых исторических поместных форм Православной Церкви, как устаревших и мешающих развитию христианства в современных динамичных условиях, проявляется утопический антиисторизм, игнорирование того очевидного факта, что земная Церковь - это живой организм, растущий в истории, Церковь есть Тело Христово. Поэтому отбрасывание всех поздних исторических форм и традиций под предлогом возвращения и возрождения некоего изначального (кстати, весьма произвольно представляемого) состояния христианства равносильно отрезанию от живого дерева ствола у самого корня с той безумной надеждой, что это поможет дереву жить, процветать и плодоносить. Выживет ли такое обрубленное под корень дерево?

Церковь, руководимая Своим Господом Иисусом Христом, живущая благодатью Святого Духа, всегда шла другим путем. С момента Пятидесятницы Она росла в истории, прививала к Себе все новых и новых членов - людей, семьи, племена, народы, напитывала их Своими благодатными соками, преображала их разум, отношения, быт, культуру, взращивала те исторические формы и традиции, которые всецело были адекватны Ее семени, корням и жизни. Эта всегда новая и всегда верная себе традиционная жизнь Церкви в истории собственно и называется Церковным Преданием - Преданием Христовым, Преданием Апостольским, Преданием Святоотеческим. Все те привитые члены, формы, традиции, которые, поддавшись диавольским козням, не захотели верно следовать Преданию, не пожелали соответствовать семени Христову и Апостольским корням, которые упорствовали в своем решении и не покаялись, Церковь анафематствовала и отсекала от Себя. Так происходило с раскольниками и еретиками и их суетными, «прогрессивными» измышлениями и нововведениями. Таков Богом заповеданный единственный нормальный путь исторического существования Церкви. «Если начаток свят, то и целое; и если корень свят, то и ветви, - учит об этом апостол Павел. - Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень тебя. Скажешь: “ ветви отломились, чтобы мне привиться ” . Хорошо. Они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся. Ибо если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли и тебя. Итак, видишь благость и строгость Божию: строгость к отпадшим, а благость к тебе, если пребудешь в благости Божией; иначе и ты будешь отсечен. Но и те, если не пребудут в неверии, привьются, потому что Бог силен опять привить их. Ибо если ты отсечен от дикой по природе маслины и не по природе привился к хорошей маслине, то тем более сии природные привьются к своей маслине» (Рим. 11:16-24).

В других посланиях тот же апостол указывает христианам, как сохранить верность Христу и Его Церкви: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их. Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же. Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь» (Евр. 13:7-9); «Еретика после первого и второго вразумления, отвращайся» (Тит. 3:10). Так было при Апостолах, так было при их преемниках - Святых отцах, которые отсекали от церковной ограды «лютых волков, не щадящих стада» (Деян. 20:29), осуждали их на Поместных и Вселенских Соборах, предостерегали от общения с ними, предавали анафеме. Так должно быть и ныне, если мы хотим избрать вечную жизнь и остаться в лоне истинной Церкви Христовой.

Предыдущий Следующий

Смотри также

Марина Бирюкова
Марина Бирюкова
Вывод о жестокости, суровости или черствости Православной Церкви делается очень многими, при разных обстоятельствах.

Клайв Стейплз Льюис

Просто христианство

ПРЕДИСЛОВИЕ

То, о чем говорится в этой книге, послужило материалом для серии радиопередач, а впоследствии было опубликовано в трех отдельных частях под названием «Радиобеседы» (1942), «Христианское поведение» (1943) и «За пределами личности» (1944). В печатном варианте я сделал несколько дополнений к тому, что сказал в микрофон, но в остальном оставил текст без особых изменений. Беседа по радио не должна, по-моему, звучать как литературный очерк, прочитанный вслух, она должна быть именно беседой, исполненной искренности. Поэтому в моих беседах я использовал все сокращения и разговорные выражения, какие обычно употребляю в беседе. В печатном варианте я воспроизвел эти сокращения и разговорные обороты. И все те места, где в беседе по радио я подчеркивал значимость того или иного слова тоном голоса, в печатном варианте я выделил курсивом. Сейчас я склонен считать, что это было с моей стороны ошибкой - нежелательным гибридом искусства устной речи с искусством письма. Рассказчик должен использовать оттенки своего голоса для подчеркивания и выделения определенных мест, потому, что сам жанр беседы этого требует, но писатель не должен использовать курсив в тех же целях. Он располагает другими, своими собственными средствами и должен пользоваться этими средствами, для того чтобы выделить ключевые слова.

В этом издании я устранил сокращения и заменил все курсивы, переработав те предложения, в которых эти курсивы встречались, не повредив, надеюсь, тому «знакомому» и простому тону, который был свойствен радиобеседам. Кое-где я внес добавления или вычеркнул отдельные места; при этом я исходил из того, что первоначальный вариант, как я выяснил, был превратно понят другими, да и сам я, по-моему, стал лучше понимать предмет беседы теперь, чем понимал десять лет назад.

Хочу предупредить читателей, что я не предлагаю никакой помощи тем, кто колеблется между двумя христианскими «деноминациями». Вы не получите от меня совета, кем вы должны стать: приверженцем ли англиканской церкви или методистской, членом пресвитерианской или римской католической церкви. Этот вопрос я опустил умышленно (даже приведенный выше список я дал просто в алфавитном порядке). Я не делаю тайны из моей собственной позиции. Я совершенно обычный рядовой член церкви Англии, не слишком «высокий», не слишком «низкий», и вообще не слишком что бы то ни было. Но в этой книге я не делаю попытки переманить кого-либо на мою позицию.

С того самого момента, как я стал христианином, я всегда считал, что лучшая и, возможно, единственная услуга, какую я мог бы оказать моим неверующим ближним, - это объяснить и защитить веру, которая была общей и единой почти для всех христиан на протяжении всех времен. У меня достаточно причин для такой точки зрения.

Прежде всего, вопросы, которые разделяют христиан (на различные деноминации), часто касаются отдельных проблем высокой теологии или даже истории церкви, и эти вопросы следует оставить на рассмотрение специалистов, профессионалов. Я бы захлебнулся в таких глубинах и скорее сам нуждался бы в помощи, чем был бы способен оказать ее другим.

Во-вторых, я думаю, мы должны признать, что дискуссии по этим спорным вопросам едва ли способны привлечь в христианскую семью человека со стороны. Обсуждая их письменно и устно, мы скорее отпугиваем его от христианского сообщества, чем привлекаем к себе. Наши расхождения во взглядах следует обсуждать лишь в присутствии тех, кто уже пришел к вере в то, что есть один Бог и что Иисус Христос - Его единственный Сын.

Наконец, у меня создалось впечатление, что гораздо больше талантливых авторов было вовлечено в обсуждение этих спорных вопросов, чем в защиту сущности христианства, или «просто» христианства, как его называет Бакстер. Та область, в которой, как я считал, я мог бы послужить с наибольшим успехом, более всего в подобной службе и нуждалась. Естественно, именно туда я и направился.

Насколько я помню, лишь к этому и сводились мои мотивы и побуждения, и я был бы очень рад, если бы люди не делали далеко идущих выводов из моего молчания по некоторым спорным вопросам.

К примеру, такое молчание вовсе не обязательно означает, что я занимаю выжидательную позицию. Хотя иногда это действительно так. У христиан порой возникают вопросы, ответов на которые, я думаю, у нас нет. Встречаются и такие, на которые я, скорее всего, никогда не получу ответа: даже если я задам их в лучшем мире, то, возможно (насколько я знаю), получу такой ответ, какой уже получил однажды другой, гораздо более великий вопрошатель: «Что тебе до этого? Следуй за Мной!» Однако существуют и другие вопросы, по которым я занимаю совершенно определенную позицию, но и по этим вопросам я храню молчание. Потому что я пишу не с целью изложить нечто, что я мог бы назвать «моей религией», а для того, чтобы разъяснить сущность христианства, которое есть то, что оно есть, пребывало таким задолго до моего рождения и не зависит от того, нравится оно мне или нет.

Некоторые люди делают необоснованные заключения из того факта, что я говорю о Благословенной Деве Марии только то, что связано с Непорочным зачатием и рождением Христа. Но причина этого очевидна. Если бы я сказал немного больше, это сразу завело бы меня в сферу крайне спорных точек зрения. Между тем ни один другой спорный вопрос в христианстве не нуждается в таком деликатном подходе, как этот. Римская католическая церковь защищает свои представления по этому вопросу не только с обычным пылом, свойственным всем искренним религиозным верованиям, но (вполне естественно) тем более горячо, что в этом проявляется рыцарская чувствительность, с какой защищает человек честь своей матери или возлюбленной от грозящей ей опасности. Очень трудно разойтись с ними в этих взглядах ровно настолько, чтобы не показаться им невеждой, а то и еретиком. И наоборот, противоположные верования протестантов по этому вопросу вызываются чувствами, которые уходят своими корнями к самим основам монотеизма. Радикальным протестантам кажется, что под угрозу ставится само различие между Творцом и творением (каким бы святым оно ни было); что вновь, таким образом, возрождается многобожие. Однако очень трудно и с ними разойтись во мнениях ровно настолько, чтобы не оказаться в их глазах чем-то похуже еретика, а именно язычником. Если существует такая тема, которая способна погубить книгу о сущности христианства, если какая-то тема может вылиться в абсолютно бесполезное чтение для тех, кто еще не поверил в то, что Сын Девы есть Бог, то это именно данная тема.

22.06.2007

Клайв Стэйплз Льюис

Просто христианство

ПРЕДИСЛОВИЕ

То, о чем говорится в этой книге, послужило материалом для серии радиопередач, а впоследствии было опубликовано в трех отдельных книгах под названием "Радиобеседы" (1942), "Христианское поведение" (1943) и "За пределами личности" (1944). В печатном варианте я сделал несколько дополнений к тому, что сказал в микрофон, но вообще оставил текст без особых изменений. Беседа по радио не должна, по-моему, звучать как литературный очерк, прочитанный вслух, она должна быть именно беседой, и очень искренней. Поэтому я использовал те обороты и слова, какие обычно употребляю в беседе. В печатном варианте я их воспроизвел, а все те места, где по радио я подчеркивал значимость слова тоном голоса, в книге выделил курсивом. Сейчас я склонен считать, что это было ошибкой - нежелательным гибридом искусства устной речи с искусством письма. Рассказчик должен оттенками голоса подчеркивать и выделять определенные места, сам жанр беседы этого требует, но писателю не следует использовать курсив в тех же целях. У него есть другие, свои средства, вот пусть и пользуется ими, чтобы выделить ключевые слова.

В данном издании я убрал сокращения и курсив, переработав те фразы, в которых они встречались и не повредив, надеюсь, тому "простому тону", который свойствен радиобеседам. Кое-где я что-то прибавил, что-то вычеркнул, исходя из того, что первоначальный вариант, оказывается, поняли превратно, да и сам я, по-моему, стал лучше понимать предмет беседы теперь, чем десять лет назад.

Хочу предупредить читателей, что я не предлагаю никакой помощи тем, кто колеблется между двумя христианскими "деноминациями". Вы не получите от меня совета, кем вы должны стать - приверженцем ли англиканской церкви или методистской, пресвитерианской или римско-католической. Это я опустил умышленно (даже приведенный выше список дал просто в алфавитном порядке). Из моей собственной позиции я не делаю тайны. Я совершенно обычный, рядовой член англиканской церкви, не слишком "высокий", не слишком "низкий", и вообще не слишком какой-то. Hо в этой книге я не пытаюсь переманить кого-либо туда же.

С того самого момента, как я стал христианином, я всегда считал, что лучшая, а может, - единственная услуга, какую я окажу моим неверующим ближним, - объяснить и защитить веру, которая была всегда общей и единой почти для всех христиан. У меня достаточно для такой точки зрения.

Прежде всего, то, что разделяет христиан (на разные деноминации), часто касается высокой теологии или даже истории, и вопросы эти следует оставить специалистам, профессионалам. Я бы захлебнулся в таких глубинах и скорее сам нуждался бы в помощи.

Во-вторых, я думаю, мы должны признать, что дискуссии по этим спорным вопросам едва ли способны привлечь в христианскую семью человека со стороны. Обсуждая их письменно и устно, мы скорее отпугиваем его от христианского сообщества, чем привлекаем к себе. Hаши расхождения во взглядах надо бы обсуждать лишь при тех, кто уже верит, что есть один Бог, а Иисус Христос - Его единородный Сын.

Hаконец , у меня создалось впечатление, что гораздо больше талантливых авторов вовлечено в обсуждение этих вопросов, чем в защиту самого христианства, "просто христианства", как его называет Бакстер (1). Та область, в которой, видимо, я мог послужить лучше всего, именно в такой службе и нуждалась. Естественно, туда я и направился.

Hасколько я помню, лишь к этому сводились мои молитвы и побуждении, и я был бы очень рад, если бы люди не делали далеко идущих выводов из того, что я ничего не говорю о некоторых спорных вещах.

К примеру, такое молчание вовсе не всегда означает, что я чего-то жду, выжидаю, хотя иногда это так. У христиан порой возникают вопросы, ответов на которые, я думаю, у нас нет. Встречаются и такие, на которые я, скорее всего, никогда не получу ответа: даже если а задам их в лучшем мире, то, возможно, получу такой ответ, какой уже получил однажды другой, гораздо более великий вопрошатель: "Что тебе до этого? Следуй за Мной!" (2) Однако есть и другие вопросы, тут я занимаю совершенно определенную позицию, но храню молчание. Ведь я пишу не для того, чтобы изложить "мою религию", а для того, чтобы разъяснить христианство, а оно есть то, что оно есть, было таким задолго до моего рождения и не зависит от того, нравится оно мне или нет.

Hекоторые люди делают необоснованные заключения, когда я говорю о Деве Марии только то, что связано с непорочным зачатием и рождением Христа. Hо причина очевидна. Если бы я сказал немного больше, это сразу завело бы меня в область крайне спорных мнений. Между тем ни один другой вопрос в христианстве не нуждается в таком деликатном подходе, как этот. Римско-католическая церковь защищает свои представления не только с обычным пылом, свойственным всем искренним религиозным верованиям, но с особой, вполне естественной горячностью, ибо здесь проявляется та рыцарская чувствительность, с какой защищает человек честь своей матери или невесты. Очень трудно разойтись с нею ровно настолько, чтобы не показаться ей невеждой, а то и еретиком. И наоборот, противоположные мнения протестантов вызваны чувствами, которые уводят нас к самим основам монотеизма. Радикальным протестантам кажется, что под угрозой само различие между Творцом и творением (каким бы святым творение ни было) и вновь возрождается многобожие. Очень трудно и с ними разойтись во мнениях ровно настолько, чтобы не оказаться в их глазах похуже еретика, а именно - язычником. Если есть на свете такая тема, которая способна погубить книгу о христианстве, если какая-то тема может сделать абсолютно бесполезным чтение для тех, кто еще не поверил в то, что Сын Девы есть Бог, то это именно она.

Получается странно: из моего молчания вы даже не можете вывести, считаю я это важным или нет. Дело в том, что самый вопрос тоже относится к спорным. Один из пунктов, по которому христиане расходятся во мнениях, это - важны ли их разногласия. Когда два христианина разных деноминаций начинают спорить, вскоре, как правило, один из них спрашивает, а так ли уж важен данный вопрос; на что другой отвечает: "Важен ли? Hу конечно, в высшей степени!"

Все это я сказал только для того, чтобы объяснить, какую книгу я попытался написать, а не для того, чтобы скрыть свои верования или уйти от ответственности за них. Как я уже говорил, я не держу их в секрете. Выражаясь словами дядюшки Тоби : "они есть в молитвеннике" (3).

Опасность в том, что под видом христианства я мог изложить что-нибудь чисто англиканское или (что еще хуже) свое. Чтобы этого избежать, я послал первоначальный вариант того, что стало здесь книгой второй, четырем священнослужителям (англиканской церкви, методистской, пресвитерианской и римско-католической) и попросил их дать критический отзыв. Методист решил, что я недостаточно сказал о вере, а католик - что я зашел слишком далеко, когда говорю о том, что теории, объясняющие искупление, не так уж важны. В остальном мы пятеро согласились друг с другом. Другие книги я не стал подвергать такой проверке: если бы они и вызвали расхождения среди христиан, это были бы расхождения между людьми и школами, а не между разными деноминациями.

Hасколько я могу судить но этим ответам или по многочисленным письмам, эта книга, какой бы она ни была неверной в других отношениях, преуспела, по крайней мере, в одном - дала представление о христианстве общепринятом. Таким образом, она, возможно, хоть как-то поможет преодолеть то мнение, что, если мы опустим все спорное, нам останется лишь неопределенная и бескровная вера. На деле христианская вера оказывается не только определенной, но и очень четкой, отделенной от всех нехристианских вер пропастью, которую не сравнить даже с самыми серьезными разделениями внутри христианства. Если я не помог воссоединению прямо, то надеюсь, ясно показал, почему мы должны объединиться. Правда, я нечасто встречался с легендарной нетерпимостью убежденных христиан, входящих в ту или иную общину. Враждебны в основном люди, принадлежащие к промежуточным группам, в пределах англиканской церкви и других деноминаций, то есть такие, которые не очень-то считаются с мнением какой бы то ни было общины. Это утешает - ведь именно центры общин, где сосредоточены истинные их дети, по-настоящему близки друг другу - по духу, если не по доктрине. И это свидетельствует что в центре каждой общины стоит что-то или Кто-то, и вопреки всем расхождениям, всем различиям темперамента, всей памяти о взаимных преследованиях, говорит одно и то же.

Вот и все, что касается моих умолчаний. В книге третьей, где речь идет о нравственности, я также кое-что обошел молчанием, но по иным причинам. Еще с той поры, когда я был рядовым во время первой мировой войны, я проникся антипатией к людям, которые в безопасности штабов издавали призывы и наставления для тех, кто воевал на линии фронта. Поэтому я и не склонен много говорить об искушениях, с которыми мне самому не приходилось сталкиваться. Наверное, нет такого человека, которого бы искушали все грехи. Уж так случилось, что импульс, который делает из нас игроков, не был заложен в меня, и, вне сомнений, я расплачиваюсь за это отсутствием других, полезных импульсов, которые в преувеличении или искажении толкают на путь азартной игры. Вот поэтому я не чувствую себя достаточно сведущим, чтобы советовать, какая азартная игра позволительна, а какая нет; если и существуют позволительные азартные игры, я об этом просто ничего не знаю. Обошел я молчанием и вопрос о противозачаточных средствах. Я не женщина, я даже не женатый человек; поэтому я не вправе говорить неукоснительно и жестко о том, что связано с болью, опасностью и прочими издержками, от которых я сам избавлен. Кроме того, я не пастырь, и "должность" меня к этому не обязывает.

Могут возникнуть и более серьезные возражения - они и были - о том, как я понимаю слово христианин, которым обозначаю человека, разделяющем общепринятые доктрины христианства. Люди спрашивают меня: "Кто вы такой, чтобы устанавливать, кто христианин, а кто нет?" Или: "А вдруг многие люди, не способные поверить в эти доктрины, окажутся гораздо лучшими христианами, более близкими духу Христа, чем те, кто в эти доктрины верит?" Это возражение в каком-то смысле - очень верное, очень милосердное, очень духовное и чуткое. Hо при всех этих прекрасных свойствах, оно бесполезно. Мы просто не можем безнаказанно пользоваться языковыми категориями так, как наши оппоненты. Я постараюсь разъяснить это на примере другого, гораздо менее важного слова.

Слово "джентльмен" первоначально означало нечто вполне определенное - человека, у которого есть свой герб и земельная собственность. Когда вы называли кого-нибудь джентльменом, вы не комплимент ему говорили, а констатировали факт. Если вы говорили про кого-то, что он не джентльмен, это было не оскорблением, а простой информацией. В те времена можно было, к примеру, сказать, что Джон - лгун и джентльмен; во всяком случае, это звучало не более противоречиво, чем если бы мы сказали сегодня, что Джеймс - дурак и магистр какой-то науки.Но появились люди, которые сказали - верно, доброжелательно, с пониманием и чуткостью: "Да ведь для джентльмена важны не герб его и земля, а то, как он себя ведет. Конечно же, истинный джентльмен - тот, кто ведет себя, как джентльмен, правда? Значит, Эдвард - джентльмен, а Джон - нет". У них были благородные намерения, но слова их не несли полезной информации. Hамного лучше быть честным, и вежливым, и храбрым, чем обладать собственным гербом. Hо это не одно и то же. Хуже того - не каждый захочет с этим согласиться. Слово "джентльмен" в новом, облагороженном смысле не сообщает нам что-то о человеке, а превращается в похвалу; сказав, что такой-то - не джентльмен, мы его оскорбляем. Когда слово из средства описания становится средством похвалы, оно свидетельствует только об отношении говорящего. ("Хорошая еда" значит лишь то, что она говорящему нравится.) Слово джентльмен, очищенное от четкого и объективного смысла, едва ли значит теперь что-нибудь кроме: "Мне нравится тот, о ком идет речь". Слово стало бесполезным. У нас и так уже было множество слов, выражающих одобрение, и для этой цели мы в нем не нуждались; с другой стороны, если кто-то (к примеру, в исторической работе) пожелает использовать ею в старом смысле, ему придется прибегнуть к объяснениям, потому что слово это не выражает того, что выражало раньше.

Так и здесь: если мы позволим возвышать, облагораживать или "наделять более глубоким смыслом" слово "христианин", оно тоже утратит смысл. Во-первых, сами христиане не смогут применить его ни к одному человеку, и нам решать, кто, в самом глубоком смысле, близок духу Христа. Мы не можем читать в сердцах. Мы не можем судить, судить нам запрещено. Опасно и самонадеянно утверждать, что такой-то - христианин или не христианин в глубоком смысле этого слова.Но слово, которое мы не можем применять, становится бесполезным. Что же до неверующих, то они, несомненно, рады будут употреблять это слово в его "уточненном" смысле. В их устах оно сделается похвалой. Называя кого-то христианином, они будут иметь в виду, что это - хороший человек. Но такое употребление слова не обогатит языка, ведь у нас уже есть слово "хороший". Между тем слово "христианин" перестанет выполнять то действительно полезное дело, которому оно служит сейчас.

Мы должны, таким образом, придерживаться первоначального, ясного значения этот слова, Впервые христианами стали называться "ученики" в Антиохии , то есть те, кто принял учение апостолов (Деян . 11:26). Несомненно, так назывались лишь те, которые извлекли для себя большую пользу из этого учения. Безусловно, это имя распространялось не на тех, кто колебался, принять ли им учение апостолов, а на тех, кто именно в возвышенном, духовном смысле оказался "гораздо ближе к духу Христа". Дело тут не в богословии или морали. Дело в том, как употреблять слова таким образом, чтобы всем было ясно, о чем идет речь. Если человек, который принял доктрину христианства, ведет жизнь, не достойную ее, правильнее назвать его плохим христианином, чем сказать, что он не христианин.

Я надеюсь, ни одному читателю не придет в голову, что "просто христианство" предлагается здесь в качестве альтернативы вероисповеданиям существующих христианских церквей, то есть вместо конгрегационализма, или православия, или чем бы то ни было другою. Скорее его можно сравнить с залом, из которого открываются двери в несколько комнат. Если мне удастся привести кого-нибудь в этот зал, я цели достигну. Hо камины, стулья, пища - в комнатах, а не в зале. Этот зал - место ожидания, из которого можно пройти в ту или иную дверь; в нем ждут, а не живут. Даже худшая из комнат (какая бы то ни было) больше подходит для жилья. Hекоторые , наверное, почувствуют, что для них полезнее остаться в зале подольше; другие почти сразу же с уверенностью выберут для себя дверь, в которую надо постучаться. Я не знаю, от чего бывает такая разница, но а уверен в том, что Бог не задержит никого в зале дольше, чем требуют интересы вот этого, данного человека. Когда вы наконец войдете в вашу комнату, вы увидите, что долгое ожидание принесло вам определенную пользу, которой иначе вы не получили бы. Hо вы должны смотреть на предварительный этап как на приуготовление , а не как на привал. Вы должны и впредь молиться о свете; и, конечно, даже в зале, вы должны хоть как-то, в меру сил, следовать правилам, общим для всего дома. Кроме того, вы не должны спрашивать, какая дверь истинна, хотя форма и цвет какой-то из них нравится вам больше. Словом, вы должны спрашивать себя не: "Hравится мне эта служба?", а "Правильны ли эти доктрины? Здесь ли обитает святость? Сюда ли указывает моя совесть? Почему я не хочу постучать в дверь - от гордости, или по воле вкуса, или из-за личной неприязни к этому, вот этому привратнику?"

Когда вы войдете в вашу комнату, будьте милостивы к тем, кто вошел в другие двери, и к тем, кто еще ожидает в зале. Если они - ваши враги, помните, что вам сказано молиться за них. Это - одно из правил, общих для всего дома.

Клайв Стейплз Льюис

Просто христианство

ПРЕДИСЛОВИЕ

То, о чем говорится в этой книге, послужило материалом для серии радиопередач, а впоследствии было опубликовано в трех отдельных частях под названием «Радиобеседы» (1942), «Христианское поведение» (1943) и «За пределами личности» (1944). В печатном варианте я сделал несколько дополнений к тому, что сказал в микрофон, но в остальном оставил текст без особых изменений. Беседа по радио не должна, по-моему, звучать как литературный очерк, прочитанный вслух, она должна быть именно беседой, исполненной искренности. Поэтому в моих беседах я использовал все сокращения и разговорные выражения, какие обычно употребляю в беседе. В печатном варианте я воспроизвел эти сокращения и разговорные обороты. И все те места, где в беседе по радио я подчеркивал значимость того или иного слова тоном голоса, в печатном варианте я выделил курсивом. Сейчас я склонен считать, что это было с моей стороны ошибкой - нежелательным гибридом искусства устной речи с искусством письма. Рассказчик должен использовать оттенки своего голоса для подчеркивания и выделения определенных мест, потому, что сам жанр беседы этого требует, но писатель не должен использовать курсив в тех же целях. Он располагает другими, своими собственными средствами и должен пользоваться этими средствами, для того чтобы выделить ключевые слова.

В этом издании я устранил сокращения и заменил все курсивы, переработав те предложения, в которых эти курсивы встречались, не повредив, надеюсь, тому «знакомому» и простому тону, который был свойствен радиобеседам. Кое-где я внес добавления или вычеркнул отдельные места; при этом я исходил из того, что первоначальный вариант, как я выяснил, был превратно понят другими, да и сам я, по-моему, стал лучше понимать предмет беседы теперь, чем понимал десять лет назад.

Хочу предупредить читателей, что я не предлагаю никакой помощи тем, кто колеблется между двумя христианскими «деноминациями». Вы не получите от меня совета, кем вы должны стать: приверженцем ли англиканской церкви или методистской, членом пресвитерианской или римской католической церкви. Этот вопрос я опустил умышленно (даже приведенный выше список я дал просто в алфавитном порядке). Я не делаю тайны из моей собственной позиции. Я совершенно обычный рядовой член церкви Англии, не слишком «высокий», не слишком «низкий», и вообще не слишком что бы то ни было. Но в этой книге я не делаю попытки переманить кого-либо на мою позицию.

С того самого момента, как я стал христианином, я всегда считал, что лучшая и, возможно, единственная услуга, какую я мог бы оказать моим неверующим ближним, - это объяснить и защитить веру, которая была общей и единой почти для всех христиан на протяжении всех времен. У меня достаточно причин для такой точки зрения.

Прежде всего, вопросы, которые разделяют христиан (на различные деноминации), часто касаются отдельных проблем высокой теологии или даже истории церкви, и эти вопросы следует оставить на рассмотрение специалистов, профессионалов. Я бы захлебнулся в таких глубинах и скорее сам нуждался бы в помощи, чем был бы способен оказать ее другим.

Во-вторых, я думаю, мы должны признать, что дискуссии по этим спорным вопросам едва ли способны привлечь в христианскую семью человека со стороны. Обсуждая их письменно и устно, мы скорее отпугиваем его от христианского сообщества, чем привлекаем к себе. Наши расхождения во взглядах следует обсуждать лишь в присутствии тех, кто уже пришел к вере в то, что есть один Бог и что Иисус Христос - Его единственный Сын.

Наконец, у меня создалось впечатление, что гораздо больше талантливых авторов было вовлечено в обсуждение этих спорных вопросов, чем в защиту сущности христианства, или «просто» христианства, как его называет Бакстер. Та область, в которой, как я считал, я мог бы послужить с наибольшим успехом, более всего в подобной службе и нуждалась. Естественно, именно туда я и направился.

Насколько я помню, лишь к этому и сводились мои мотивы и побуждения, и я был бы очень рад, если бы люди не делали далеко идущих выводов из моего молчания по некоторым спорным вопросам.

К примеру, такое молчание вовсе не обязательно означает, что я занимаю выжидательную позицию. Хотя иногда это действительно так. У христиан порой возникают вопросы, ответов на которые, я думаю, у нас нет. Встречаются и такие, на которые я, скорее всего, никогда не получу ответа: даже если я задам их в лучшем мире, то, возможно (насколько я знаю), получу такой ответ, какой уже получил однажды другой, гораздо более великий вопрошатель: «Что тебе до этого? Следуй за Мной!» Однако существуют и другие вопросы, по которым я занимаю совершенно определенную позицию, но и по этим вопросам я храню молчание. Потому что я пишу не с целью изложить нечто, что я мог бы назвать «моей религией», а для того, чтобы разъяснить сущность христианства, которое есть то, что оно есть, пребывало таким задолго до моего рождения и не зависит от того, нравится оно мне или нет.

Некоторые люди делают необоснованные заключения из того факта, что я говорю о Благословенной Деве Марии только то, что связано с Непорочным зачатием и рождением Христа. Но причина этого очевидна. Если бы я сказал немного больше, это сразу завело бы меня в сферу крайне спорных точек зрения. Между тем ни один другой спорный вопрос в христианстве не нуждается в таком деликатном подходе, как этот. Римская католическая церковь защищает свои представления по этому вопросу не только с обычным пылом, свойственным всем искренним религиозным верованиям, но (вполне естественно) тем более горячо, что в этом проявляется рыцарская чувствительность, с какой защищает человек честь своей матери или возлюбленной от грозящей ей опасности. Очень трудно разойтись с ними в этих взглядах ровно настолько, чтобы не показаться им невеждой, а то и еретиком. И наоборот, противоположные верования протестантов по этому вопросу вызываются чувствами, которые уходят своими корнями к самим основам монотеизма. Радикальным протестантам кажется, что под угрозу ставится само различие между Творцом и творением (каким бы святым оно ни было); что вновь, таким образом, возрождается многобожие. Однако очень трудно и с ними разойтись во мнениях ровно настолько, чтобы не оказаться в их глазах чем-то похуже еретика, а именно язычником. Если существует такая тема, которая способна погубить книгу о сущности христианства, если какая-то тема может вылиться в абсолютно бесполезное чтение для тех, кто еще не поверил в то, что Сын Девы есть Бог, то это именно данная тема.

Возникает странная ситуация: из моего молчания по этим вопросам вы даже не можете сделать заключения, считаю я их важными или нет. Дело в том, что самый вопрос об их значимости тоже относится к спорным. Один из пунктов, по которому христиане расходятся во мнениях, это - важны ли их разногласия. Когда два христианина из различных деноминаций начинают спорить, вскоре, как правило, один из них спрашивает, а так ли уж важен данный вопрос; на что другой отвечает: «Важен ли? Ну конечно, он имеет самое существенное значение!»

Все это было сказано только для того, чтобы объяснить, какого рода книгу я попытался написать, а вовсе не для того, чтобы скрыть свои верования или уйти от ответственности за них. Как я уже говорил, я не держу их в секрете. Выражаясь словами дядюшки Тоби: «Они записаны в молитвеннике».

Опасность заключалась в том, что под видом христианства как такового я мог изложить нечто присущее лишь англиканской церкви или (что еще хуже) мне самому. Чтобы избежать этого, я послал первоначальный вариант того, что стало здесь книгой второй, четырем различным священнослужителям (англиканской церкви, методистской, пресвитерианской и римской католической),